Письмо, которое прилагалось к посланию Роберта Пинкертона, написал бывший поверенный Оливера. Эшли Чарльз Туссейнт, десятый граф Уэртогский, умер, не оставив наследника. По этой причине титул и имущество графа переходили к единственному потомку семьи мужского пола, сыну мистера Оливера Туссейнта, Огастесу Максимилиану Туссейнту.

Орландо Пауэрс навел справки и подтвердил, что это действительно так.

– Огастес, ты теперь граф, – объявила Джейн сыну. – Единственный оставшийся Туссейнт. Каким поэтичным бывает порой правосудие.

– Я теперь американец. Я не хочу быть графом, – отвечал Огастес, но эта новость явно возбудила его интерес. – Не хочу ни в чем быть похожим на лорда Эшли.

– Это всего лишь титул. Ты сам решишь, как им воспользоваться. И сам решишь, каким человеком станешь.

– А нам обязательно жить в доме лорда Эшли?

– У него было несколько домов. Даже дом в Париже. Думаю, мы можем поселиться где захотим. Но я уверена, что к имуществу и титулу прилагаются еще и обязанности.

– Мама, тебе хотелось бы снова жить в Лондоне?

Она рассмеялась.

– Когда я жила в Лондоне, то была твоей ровесницей. Но теперь, полагаю, моя жизнь в Лондоне будет совершенно иной. Джейн Бут, вдова, – прибавила она и усмехнулась.

– Ноубл сказал, что ты всегда и во всем одерживала верх.

Она улыбнулась ему нежной, печальной улыбкой:

– Наверное, так и есть.

– Я бы лучше дождался Ноубла, – признался он. – Здесь, в Солт-Лейк-Сити.

– У нас есть время подумать. Я попрошу мистера Пауэрса стать нашим представителем в этом деле и все уладить.

– Пока мы здесь, Ноубл не вернется, – печально проговорил Огастес.

– Туда он тоже не вернется. Но он не возвращается из любви. Я в этом уверена.

– Но мама… в Лондоне Бутча Кэссиди никто не знает. И нас не знает. Лондон так далеко от Дикого Запада. И так далеко отсюда.

– И все же недостаточно далеко.

* * *