– Позволь тебя проводить, – сказал я.

– Да, конечно.

Сделав несколько шагов, она оглянулась на меня через плечо, стараясь надолго не выпускать из виду. У двери я надел рабочие ботинки и вслед за ней вышел на крыльцо.

Грейс снова оглянулась. Возможно, она увидела то, что заставило ее задуматься, а может, просто сработала интуиция.

Солнце во всей своей красе висело в огромном голубом небе Вайоминга, проделав половину пути до зенита. Животные волновались и всячески давали о себе знать – наверное, из-за того, что их не покормили вовремя.

Мои ботинки застучали по ступенькам крыльца. Грейс уже стояла возле машины, открывая дверцу со стороны водителя. Вот она замерла, вот повернулась ко мне.

– Мне очень нравилось проводить с тобой время, – сказала она, и я впервые заметил ямочки на ее щеках, появляющиеся при улыбке. Не уверен, что они появлялись раньше. Наверное, я заметил бы что-нибудь такое милое, как ямочки на щеках Грейс, но возможно, я не все разглядел, потому что был очарован целым, а не деталями.

– Мне тоже нравилось проводить время с тобой. – Я направился к ней с улыбкой, широкой, как шестиполосное шоссе. – Увижу ли я тебя опять когда-нибудь?

Она взялась за верхнюю часть дверцы, взглянула на водительское сиденье, а потом снова на меня. Потеребила ключи, они слегка звякнули.

– Вряд ли, – наконец сказала она.

Теперь нас разделяло всего шесть футов. Просунув большой палец в петлю на джинсах, я качнулся на пятках. Мне нравилось, что она думает, будто уезжает. Это было мило.

– Прощай, Келвин.

Она села в машину и захлопнула дверцу. Вставив в замок зажигания ключ, слегка улыбнулась, а потом повернула его. Двигатель сказал лишь «щелк, щелк, щелк».

Она снова повернула ключ.

Щелк, щелк, щелк.

Двигатель не заводился.

Запаниковав, она попробовала в третий раз.

Щелк, щелк, щелк.

Музыка для моих ушей.

Размашистыми движениями Грейс закрутила ручку окна своего сломанного автомобиля и раздраженно спросила сквозь зубы: