– Он вообще не показался в судовой конторе, – рыдала она.

Грир похлопал ее по руке, кольца звякнули, ударившись о пластиковую столешницу.

– Что ты, Лулу, он просто болтается где-нибудь в округе со старыми кегельными приятелями – Анкоридж… Джуно…

– Именно так, Луиза, – добавил Айк. – Старый кот ушел в загул. Вспомни самоволку Кармоди – сколько она длилась?

– Он и билет не сдал, чтоб получить назад деньги, – выла Луиза. – Это ведь непохоже на Омара Лупа. Правда?

Они согласились, что да, непохоже, и Айк разлил кофе по чашкам. Решили дать ей выплакаться. Левертов пообещал найти ей в городе хорошее жилье. Грир заполз к себе на койку. Кларк Б. задремал в углу за столиком, вывернув губы и закатив глаза под веки, где на широком экране сновидений мерцали его божества. Когда Левертов наконец встал и повел Луизу к лимузину, Кларк был бодр и внимателен, словно и не засыпал.

– Женщины и белые мужчины, на борт первыми! Кларк Б-как-Большой-Босс встает к штурвалу.

– Не сейчас, – сказал ему Левертов. – Дай мне карту, я поведу. Теперь твоя очередь утешать безутешную Луизу.

Кларк Б. звонко щелкнул резиновыми каблуками палубных туфель и подскочил к Луизе, чтобы взять ее за другую руку. Айзек вышел за ними во двор. И правильно сделал, как вскоре понял Кларк. Он единственный заметил, как этот сенильный сукин сын пригнулся, чтобы наброситься снова. Николас смотрел в другую сторону, его спину ничего не закрывало. Руки Айка и Кларка Б. были заняты Лулу. Она висела между ними на подмышках, бессильно откинув назад голову. Размазанный макияж пробил себе путь в другую сторону и потек по лбу. Пурпурные лучи расходились теперь от глаз во все стороны. Кларк Б. и Айк волокли ее к дверям лимузина, словно запутавшуюся в веревках марионетку, и тут Айзек Саллас вдруг закричал:

– Осторожно!

Если бы не это, Ник был бы сейчас со сломанной спиной. Но он даже не вздрогнул. Он был настолько спокоен, что, можно подумать, ждал (но ведь он уже решил, что сам поведет машину!), когда же пес снова на него набросится. Что этой твари так в нем не понравилось? Может, волосы? Но если он уже решил, что поведет сам, ему не требовалось это второе оскорбление. Вообще-то, второе оскорбление стало неожиданностью. Ник для того и болтался по двору, долго прощался с Салласом, пока мы с сумасбродной куклой ждали его на заднем сиденье… чтобы оскорбитель успел занять свой пост под кустом. Чтобы он все устроил сам. Потом Саллас ушел в трейлер, Николас сел за руль, и никто ничего не сказал о сумасшедшем барбосе. Ни слова. Николас, он играл в открытую, просто вел машину. Он не повернул руль, чтобы кого-то сбить, он не повернул руль, чтобы кого-то объехать. Око за око. Чисто и просто. Нужно только продолжать делать то, что он делал раньше, и не прогибаться перед мелкой тиранией, с помощью которой общество давит на твои кнопки, дергает тебя за цепь. Не смотреть ни налево, ни направо. Не знать ни гнева, ни пощады. Месть прекрасна, – так говорила Большая Шишка, – если играешь в открытую. Месть легка, месть проста. Едва заметный толчок под днищем старого мягкого авто из тяжелого железа. Всего лишь легкий толчок. Слева и спереди, потом сзади. Даже не подал виду, что заметил, не говоря о том, чтобы тормозить. Что за парень!