– Такие пертурбации только распугивают рыбу, вот что я думаю. Что скажете, парни? Пошли-ка туда, где этих бликающих скотов точно не будет. Я знаю место в устье Колчеданного ручья…

Он заложил широкий бурлящий поворот налево и сквозь темноту двинулся на юго-восток. После чего посоветовал остальным, пока есть время, изучить мануал к новому кошельковому неводу, поставил штурвал на автомат и с хрипом раздвинул меха концертины. «Человек решает» представлялся ему идеальным текстом для этого вечера. В песне была грусть. В песне была страсть. И – хотя он, возможно, понимал это не так ясно, как угрюмый Айзек Саллас или легкомысленный Эмиль Грир, – в песне был приятный и темный оттенок иронии:

Довольный, что они идут к берегу, Грир нисколько не возражал, чтобы зазубренный тенор Кармоди распиливал тишину рулевой рубки. Это давало ему возможность поболтать с Айком так, чтобы корнуоллец не слышал. Грира слегка волновало, каким дерганым стал его друг с тех пор, как нашел пса мертвым, и довольно сильно возмущали попытки Айка распространить свои подозрения на все голливудское шоу. Киношники – обычные милые люди, настаивал Грир.

– Они нормальные ребята, комрад, слышь меня. Соскрести с них мишуру и зам – нормальные будут ребята.

Чтобы отвлечь Айзека от бурлящих мыслей о преступлениях и наказаниях, Грир при всякой возможности пытался выпустить пар из этой верхнепалубной бочки и направить его струю на предмет в десять раз, как он считал, привлекательнее, чем бурление самых сладостных планов самой страшной мести.

– Слышь, шо творят морские львицы, мон, – это был один из его способов направить струю на нужный предмет, – когда им, ну, приспичит? Думашь, залезают на скалу, стамши в очередь к большому быку-папаше?

– Какие еще львицы?

– Морские, я на них насмотрелся, когда рыбачил в Ваконде, у орегонского берега. Воа! Они разгуливают в воде вдоль прибоя, все такие расслабленные и одинокие. Но шо делают – все время высовывают из воды задний плавник, представляшь, мон? Такой сигнальный флаг для какого молодого морского льва, который тоже один и ему тоже приспичило. Эт хрен как засечет плавник, так сразу и смекнет: вот она, мон, гуляет; у нее плавник на трахни-меня каблуках, и она гуляет!

После возвращения из Скагуэя Грир выступил у Радиста со своим шоу «раста-паста, слышь-покажь!». Его акцент был все еще силен.

Айк даже не поднял глаз от мануала по кошельковым машинам, лежавшего у него на коленях.

– Грир, что ты, черт побери, несешь, я ничего не понимаю.

– Я несу пра любофф, мон, шо тут понимать? Как тычинки и пестики. То я не видел, как эта теплая эскимосская булочка вчера на тебя тока шо не прыгала. Краше некуда, mon confrère[78]. Мой совет: не ерепенься, бежи за ней бегом и суй, мож это твоя судьба…