Айк взял бутылку, сделал глоток и протянул ее обратно. Он разобрал сквозь мрак, что Билли обустроил свою полочку со всем возможным комфортом. Одеяла служили ему матрасом, и они же скрученные – подушкой. У него имелся кувшин с водой и полиэтиленовый пакет с походной смесью. У головы были сложены книги и блокноты, шнур удлинителя тянулся к старомодной лампочке на гнутой ножке. Также имелась маленькая электроплитка и железная кружка. Полку и пол усеивали использованные чайные пакеты, всегда парами.
– Да, лед. Помнишь замороженных мамонтов со свежими лютиками во рту? Мгновенное охлаждение! Когда горят тропические леса, воздух на экваторе становится все теплее и теплее, верно? Поднимается все выше и выше, все быстрее и быстрее, а с полюсов стекает холодный воздух, чтобы заполнить вакуум. Тот же принцип, что и с бутановым пламенем в холодильниках. Быстрее и выше, выше и холоднее, пока газы не конденсируются в жидкости. Кислородный град. Водородная наледь. Первая же искра вызовет эффект «Гинденбурга»[90]. Ледяные штормы пробивают звуковой барьер. Ртутный столб падает. Гидроэлектрические турбины останавливаются. Ледниковый период, Айзек, отныне в любой день.
Айк не мог не восхититься, с каким восторгом этот коротышка отдается своей паранойе.
– Вижу, ты с интересом смотришь в будущее, Билли. Ты бы вышел на воздух, порадовался напоследок?
– Ты прелесть, Айзек, что заботишься о бедном Кальмаре. Дело в том, что мне
– Но невозможно же прятаться вечно.
– Ой, я даже и не знаю. Вечно? Я только надеюсь, что оно придет сюда раньше Гринера. Меня не пугает рука судьбы: когда равнодушная система сойдет
Зеленая ящерица втянула язык, и комната вновь погрузилась в темноту, сигнализируя, что интервью с оракулом подходит к концу.
– В моем фильме Дестри снова
– Меньше всего меня волнуют горожане, – сказал Айк в темноту. – Класть я хотел на этот дебильный гадюшник. Я что говорю, Кальмар… они все ненормальные, пускай идут к черту.