Айк выглянул в открытую дверь. Хребты Колчеданов вгрызались в низкое небо зубастыми пилами. С другой стороны на всех парах уносился в море поисковый отряд Левертова – ловить сбежавшего морского льва и похищенную им куклу. Десять тысяч баксов, живым или мертвым. Траулеры задирали стеньги, как штыки винтовок. Гиллнеттеры носились по воде, как свора бешеных собак. Увы, долгие, сладкие, отрешенные времена для этой рыбацкой деревни кончились, стало ясно Айку, и приходилось признать, что он будет по ним скучать. Никогда не думав об этом раньше, он любил эти нежные рассветы, когда те же траулеры изящно вальсировали туда-сюда, раскинув руки, точно величавые пожилые леди в танце первопроходцев. Он любил чинный беспорядок, с каким ждали своей очереди подборщики сетей в гиллнеттных водах, слегка бранясь, как соперники в родео, которые, чтобы бросить лассо, тоже выстраиваются в очередь. Ах вы, дни, были и прошли, сметены ветрами спецэффектов, Американской Анархии и Нового Мирового Беспорядка. Бух в костер – и нету их.

Так он хандрил в своем меланхолическом настроении, пока его не окликнул усиленный рупором голос:

– Ахой, Айк Саллас! Мы тут поймали сообщение, вам может быть интересно. Чертовски странное. – Это Стюбинс с ручным рупором кричал с юта серебристой яхты. Старый режиссер чем-то размахивал. – С «Кобры»…

– Сейчас буду, – отозвался Айк и захлопнул дверцу машины. Внутри фургона тоже пахло сладостью и фертильностью. И рыбой. Но не цветочными духами. У Грира и девчонок Босуэлл, по крайней мере, хватило вкуса не смешивать эти ароматы.

Когда он запарковал фургон, Стюбинс уже ждал на вершине сходни с полоской розовой туалетной бумаги в руке. После пробежки от юта этот и без того похожий на труп старик тяжело дышал и был серее обычного.

– Случайно в гальюне… сканировал… шкала моего старого «Зенита». И вдруг это богомерзкое жужжание… покрывало почти всю однополосную частоту два-четыре – когда-то это была аварийная полоса, знаете? – и я говорю себе: «Слушай, это же морзянка», ну и начеркал.

Он поднял глазную повязку, чтобы легче было прочесть карандашные заметки на тонкой бумаге. Буквы были большими и размазанными, словно учился писать ребенок.

– «S-O-S-O-S», получилось. Потом «Н-Е-Т-Р-У-Л-Я-К-О-Б-Р-А». Потом Т, Н-К, еще Л, следом, я думаю, статика. Дальше слово «Н-А-П-А-Л-И».

Он протянул трепещущую бумажку. Айк изучил ее за несколько секунд, затем поднял взгляд:

– Больше ничего? Координаты?

Стюбинс покачал седой гривой:

– Может, еще пара SOS, затем статика и жужжание. Первые слова наверняка «нет руля Кобра». Не знаю, что в середине. Я уже полвека не имел дела с морзянкой.