– Иди домой, отдохни и приготовься, – сказал Абу, указывая парню на дверь, тот опустил голову, не выдержав взгляда опытной старой лисы Абу Хасана, – я не отступаю, и тебе не советую, но всему свое время. Я скажу тебе, а ты скажешь остальным, когда оно придет.

Томаш повернулся и поплелся к двери, а выйдя на крыльцо, вдруг обернулся, пристально глядя на Абу, провожавшего его.

– Это не твоя война, Мартин, или как там тебя, – тихо проговорил Томаш, – никогда не была твоей и никогда не будет. А знаешь, почему? Потому что, это не твой народ, не твоя страна.

С этими словами он повернулся и пошел по широкой грунтовой дороге прочь от домика Абу.

– Но это мои деньги, – крикнул Абу ему вдогонку, – не смей портить все сейчас, жди моего сигнала!

Парень не обернулся, лишь сгорбился сильнее, Абу мог бы его догнать, снова надавить на нужные точки, но он решил, что, если побежит за ним, потеряет преимущество, покажет слабину. Нет, они оба привыкли к тому, что он повторяет только один раз и никогда ни за кем не бегает, его слово – закон, потому что он заварил эту кашу, он вытащил Томаша из дерьма и одел в царские одежки. Никуда не денется, решил Абу, закрывая дверь, он даже не стал ждать, пока парень скроется за поворотом, как всегда, перебесится и сделает, как я сказал. Так было и так будет.

Абу не знал, что этот раз отличается от всех остальных, не знал, как глубоко засели в парне все его слова и как сильно отравили. А еще он никак не мог учесть и понять злость того, кого никогда не любили, никогда не уважали, злость отвергнутого миром одинокого человека, привыкшего к плохому и не верящего в хорошее. Абу был уверен, что приручил его, но не знал, что нельзя приручить неудержимую злость на мир, который слишком долго и методично разрушал в человеке веру в добро, нельзя приручить собаку, которую слишком долго обижали люди, она будет иногда вилять хвостом, но никогда не поверит и не признает над собой хозяина. В этом Абу ошибся, и эта ошибка стоила ему всех его трудов.

Но в тот вечер пятницы он еще об этом не знал, все было хорошо, все шло по плану. А эта истерика, парень слишком часто устраивал «концерты мартовских котов», и Абу никак на них не реагировал, все псевдолидеры по природе своей истеричны, этим они и увлекают за собой, но за каждым кривляющимся и толкающим пламенные речи клоуном всегда стоит темный король, правящий массами железной рукой, одетой в эту яркую перчатку. Миром правят единицы, теперь он точно это знал, и эти люди не любят светиться.

После ухода Томаша он напрочь забыл о нем и об их разговоре, ему надо было помнить слишком многое, чтобы растрачивать свою память на такую ерунду. Весь день он провел в делах, а когда стемнело, вышел на крыльцо, погасив в доме весь свет, так он был невидим, а это он любил. Он часто сидел на крыльце и смотрел на огни города, похожие на россыпь драгоценных камней или на нитки бус, если он смотрел на какие-нибудь длинные проспекты. Он был совершенно спокоен, даже вспомнив о Томаше, он не разозлился, зачем тратить нервы на мелочи, если уж он сумел сохранить спокойствие во время самого взрыва, то уж сейчас это точно никак не влияло на его настроение.