из чего, – подумал он, отступая от заливающей подворотню грязной воды, – можно было заключить, что мы – только реки, таящие в своей глубине воспоминания о пройденном пути,

только реки, мечтающие повернуть вспять

чтобы отыскать свои истоки?

или начать все сначала?

(Не имеющие ответа вопросы напоминали перекипевший на плите чайник. К тому же уже не оставалось сомнений, что правый ботинок дал течь).

Метафизические реки, – как выразился один вполне сумасшедший кабальеро. – Метафизические реки, живущие отражением чужого.

Стоило бы развернуть эту метафору дальше, – ну, хотя бы затем, чтобы посмотреть, как далеко она может завести, тем более что и погода для этого была самая подходящая. Дождь все хлестал, не переставая, и от проезжавших машин, как они ни старались, летела на тротуар грязная каша, сопровождаемая всякий раз криками и смехом.

В подворотне, куда он спрятался, царило легкое веселье.

– Нет, ты только посмотри, – говорил кто-то у него за спиной, – Чертов потоп. Льет, как из ведра.

– Зато теперь у наших дам будет лишняя причина подмыться, – веселым шепотом сказал другой мужчина и негромко захихикал.

– Фу, Ланя, – сказал женский голос. Потом раздался легкий мокрый шлепок, звуки борьбы и затем вновь негромкое хихиканье.

– Это же не я, – сказал этот самый Ланя, судя по звукам, уворачиваясь от шутливых ударов спутницы. – Это же Пушкин, Господи… Да, посмотри сама, если хочешь.

Кажется, он подумал тогда, что, пожалуй, не удивился, даже если бы вдруг оказалось, что все эти люди вокруг только мерещатся ему, не имея своей доли в реальном мире, тогда как подлинность удостоверяла себя совсем другим, – например, вот этим, падающим из далеко выдвинутого желоба потоком воды. Грохотом водосточных труб. Хлещущим дождем, заливающим подворотню, так что приходилось отступать вглубь еще сухого пространства. Шумом ветра. И еще не к месту вспомнившейся историей праведного Ноаха, легко согласившегося переложить ответственность со своих плеч на плечи Небес.

Какая-то молодая пара танцевала под дождем, визжа и поднимая вокруг себя кучу брызг.

Метафизические реки, милый.

Метафизические реки, не знающие ни своего начала, ни своего конца, – реки, прокладывающие свои пути, о которых мы знаем так же мало, как и о собственном будущем.

Возможно, – он насторожился, предчувствуя очередную банальность, которая, разумеется, тут же и последовала, – возможно, сэр, дело заключалось только в том, что уже не оставалось места ни для каких возможностей.

Не так, впрочем, и страшно, как могло показаться поначалу.

(И это несмотря на то, что со вторым ботинком дело обстояло, похоже, ничуть не лучше.)