Что, в общем, и в самом деле не так уж и интересно, дружок.

Левушка вернулся через несколько минут значительно повеселевший.

– Самое интересное, что он должен был печатать мою статью, – сказал он, отбросив назад свою рыжую гриву и вызывая этим тихий восторг сидящих за соседними столиками девушек. – А я и забыл. – Он негромко засмеялся. – Вот ведь скотина… Как ты думаешь, напечатает?

– Никогда не следует рассматривать другого человека, как средство, – наставительно сказал Давид, делая серьезное лицо. Это, впрочем, ему не удалось, и он не удержался и мелко захихикал.

– Вот именно, – Левушка изобразил целящегося из ружья охотника. – А только, как цель.

– Цел, – сказал Давид с грузинским акцентом и поднял указательный палец.

– Цел, – повторил Левушка, и невидимое ружье вздрогнуло в его руках. – Ба-бах!

Теперь они захихикали вместе, возможно, представив петляющего по полю Феликса, уворачивающегося от летящей ему вслед дроби.

И все же это было больше похоже на прощание. На прощание, сэр. Потому что, что ни говори, а все-таки это было место, куда всегда можно было заглянуть, рассчитывая на чашку чая или на что-нибудь покрепче, – этакая уютная кухонная гавань, где можно было переждать жару или стучащий за окном дождь, – бесконечная говорильня, постоянные члены которой со временем стали чувствовать себя, как отдельный элитный клуб, где обсуждалось все, что только могло быть обсуждено, где более или менее регулярно устраивались поэтические читки, вечера памяти или просто ни с чем особенно не связанные застолья, – наконец, просто место встречи, когда произнесенное и понятное только посвященным «в семь у Феликса» или «вечером у Феликса», решительно не требовало никаких дополнительных разъяснений.

– Знаешь, – сказал Левушка, тряся над своим стаканчиком пустым графином. – Может, я тебе уже рассказывал, но твоя верная подруга однажды сказала про тебя, что скорее у Феликса можно выпросить денег, чем заставить тебя признаться, что ты не прав.

– Ты это к чему? – спросил Давид.

– Так. Ни к чему.

– И черт с ней, – сказал Давид и сухо, и не совсем к месту.

Потом он добавил:

– Вообще-то мы расстались.

– Да? Извини. Я слышал. Прими мои соболезнования.

– Засунь их себе в задницу, – посоветовал Давид.

– Мне казалось… – сказал Левушка и допил последние капли водки. – Нет, правда. Мне всегда казалось, что вы очень подходите друг другу.

– Спасибо. Интересно, кто кому больше?