Я стоял под деревом с пистолетом в руке, обдумывая, что мне дальше делать. Куда идти? Вперед или назад?

Неожиданно послышался шум мотора. Начальник штаба полка со своим ординарцем и переводчиком на «виллисе» подъезжали к аллее.

— Ты что здесь делаешь? — спросил подполковник, не вылезая из машины.

— Готовлюсь к атаке на фольварк.

— Садись.

Я доложил обо всем подполковнику и высказал предположение, что немцы отошли. Двух автоматчиков они, по-видимому, оставляли для прикрытия. Поведение хозяина для меня оставалось непонятным. Видимо, он знал о немцах и поэтому чувствовал себя связанно. С одной стороны я, с другой — немцы.

— Ладно, поехали, посмотрим. Прямо во двор. Попьем воды, — сказал подполковник.

Машина остановилась у калитки. Во дворе нас встретила пожилая женщина. Около колодца лежал еще живой немецкий солдат с простреленной грудью.

Тощая седая старуха больше по-немецки, чем по-польски, неохотно отвечала переводчику, что немцы сидели в окопе у дома. Когда я появился, они позвали ее сына, намереваясь взять меня живым. Выжидали, пока я зайду во двор.

Только теперь до меня дошло все то, что происходило на тихом фольварке и какая опасность только что прошла мимо. При одной этой мысли меня бросило в жар.

— Ну, что задумался? — спросил подполковник.

— Так, ничего…

— Пить будешь?

— Нет.

— Я тоже не хочу. Поехали.

— Скажи польке, — обратился подполковник к переводчику, — чтобы перевязала раненого.

— Она не полька, товарищ подполковник.

— А кто же?

— Немка. И хутор это немецкий. Посмотрите на постройки.

— Все равно переведи ей.