— Значит, и фляги?..

— И фляги! И перестань стесняться. Сегодня мы здесь с тобой хозяева, — решил я подбодрить Теслю, а заодно и себя. — Мы это право завоевали. Вот и посидим тут спокойно, по-хозяйски. Не надо его пугать с излишком…

Тесля раскладывал на столе наш черный хлеб, открывал консервы, резал наше сало. Потом достал стаканы и налил по полстакана пахучей водки. Опять перед ним встал вопрос — наливать ли немцу? Тот сидел в ожидании и ничего не понимал из того, что я сказал, не понимал заминки Тесли. К нему в дом пришли победители, в его представлении варвары-большевики, с совершенно непонятной для него психологией, взглядами, образом мышления. Наши убеждения, наше поведение, как и наша гимнастерка, пропитанная насквозь потом, были для немцев величайшим открытием, следствием нашей великой Победы.

Настроение было такое, что я начал объяснять Тесле, как вообще должен ныне вести себя советский солдат-гуманист, который опрокинул все многолетние усилия самой изощренной антисоветской пропаганды всего капиталистического мира. Чего только о нас не говорили! Какие сказки не рассказывали! И все это сразу рухнуло как карточный домик. Мир восхищался советским солдатом.

— Товарищ капитан, — сказал Тесля, — я все поняв, шо вы сказали, и думается мне, что нехай он пьет сам то, что он себе налил. Давайте сами выпьем нашу горилку! Грих не выпить. Потому как мы будем пить за нашу Победу. А потом посмотрим. Согласны?

— Согласен. Только давай я тебе долью. Пусть у тебя будет полный стакан, русский солдат.

Я долил ему из фляги водки. Он на меня смотрел непонимающе. Такого он от меня не ожидал. Изумленный немец не сводил с нас глаз и крутил седой головой. То, что офицер наливал солдату и что стакан был полон, его удивляло.

— Пусть удивляется! Сегодня можно. Пей.

Тесля выпил. Крякнул. Понюхал хлеб, отщипнул кусочек, обмакнув его в соль, бросил в рот.

Так мы и остались с Теслей на квартире у герра Мюккенберга. Весь верхний этаж особняка был предоставлен в наше распоряжение. Хозяевам вполне было достаточно места в комнатах на первом этаже. Кроме того, было еще полуподвальное помещение, правда, с решетками, но там тоже были жилые комнаты, прачечная и другие подсобные помещения.

Хозяева вели себя тихо, предупредительно. Они жаловались на то, что нечего есть и нечем нас угостить, но мы от них ничего не требовали.

Осуждения Гитлера и фашизма мы от них не слышали, если не считать причитаний при нашем первом появлении: Гитлер капут… Это нас несколько настораживало, хотя относили мы это за счет языкового барьера.