Немец не понял Теслю. Он покопался в боковом кармане и протянул ему из бумажника несколько семейных фотографий. Связной неохотно взял карточки.
— Скильки ни бачив пленных немцев, и вси начинали с того, шо показывалы карточки детей. И цей тоже. И у нас диты есть. Тилько наши их не показувалы. Заслоняться детьмы нельзя. А воны, як им трудно, так сразу про дитей вспоминают.
— Опусти руки, — приказал пленному Сидорин, знавший немного немецкий язык.
Немец опустил, но палку с платком не бросил.
— Фамилия, имя? — спросил Сидорин.
— Руди Дёринг, солдат… — сказал немец и стал отвечать на его вопросы.
— Шо вин каже? — спросил, не вытерпев, Тесля.
— Говорит, что остатки роты, в которой он служил, каким-то образом просочились ночью из кольца окружения и решили разбежаться по домам, но наткнулись на нас и вернулись в лес, а он решил сдаться в плен. Сам он автослесарь из Мекленбурга, но до призыва в армию мостил дороги. Три года пробыл в Норвегии. На Восточном фронте не воевал.
— Все они теперь отказываются от Восточного фронта, — заметил старший лейтенант Романенко. — И стреляли, конечно, только в землю…
— Посмотрите документы, — подсказал я Сидорину. — И под охрану Тесле. Доложим комбату.
Через некоторое время пленный стоял в окружении солдат и дымил русской махоркой. Со всех сторон ему сыпались вопросы. Он что-то отвечал. В центре находился Тесля и верховодил разговором с пленным.
Дёринг пробыл в роте больше двух дней. Его сразу надо было отправить, но старшина нашел ему работу — ремонт прошитого автоматной очередью мотоцикла. Пленный усердно трудился, старшина не отходил от него. Мотоцикл с коляской — давнишняя мечта старшины. Из кустов, где шел ремонт, уже доносилось ворчанье мотора, и старшина показывался оттуда с радостным лицом. Потом он объезжал своего «коня», на которого сел впервые. Мотоцикл плохо пока что его слушался. Но Бочкарников был не из тех, кто пасовал перед трудностями. Наблюдая за ним, я рад был, что наконец его мечта сбылась. А Тесля, глядя на возню с мотоциклом, твердил, что он как казак предпочитает коня, а не железку.
На третий день старшина пришел ко мне и завел издали разговор о том, что Дёринг — это не аптекарь, а рабочий и что пленный просит дать ему наше солдатское обмундирование, а свое лягушачье он хочет сжечь.
— Сам как думаешь? — спросил я его. — Можно это делать?
— Вроде бы нельзя.
— А зачем тогда спрашиваешь?
— Малый он неплохой. Работяга. Бутерброды ел только с картошкой, даже телефона дома не имел, а в пивнушке хоть и просиживал вечерами, но пил только воду и играл в карты.