Но мама учила: сказок не бывает. Мама всё об этом знала: ее пятнадцатилетний брак, казавшийся сказкой, закончился слишком уж не по-сказочному, – и мама была права. Даже в мелочах. Размышления Алисы прервал стук в дверь, вошла секретарша и – вовсе даже не скрипучим, а очень миленьким, но резанувшим по самому сердцу голосом – сообщила, что сейчас тут будет заседание, так что Алисе надо на время выйти, чтобы зал проветрился; как будто одна маленькая Алиса могла этому проветриванию помешать.

Потом они, конечно, все пришли: сначала адвокаты подсудимого Матвеева скандалили, что их подзащитного всё еще не привезли из тюрьмы, хотя вторая подсудимая – Маславская, они оба проходили по тому же самому делу, по сто пятьдесят девятой, – уже была тут, вот ее уже посадили в клетку, угрюмую, помятую и рыжеволосую, и она всё просила воды, а ее растерянный адвокат с пыльным лицом партийного работника семидесятых обещал решить вопрос, как только в зале заседания появится судья. И Алиса уже не любила эту Маславскую, хотя и не успела подробно почитать материалы дела и понять, можно ли ее не любить за что-то конкретное, – потому что не любить просто за то, что она не дала ей остаться наедине с Андреем, было как-то глупо.

Потом пришел и Андрей, только не улыбчивый, как обычно, а какой-то смурной, и попытка разговорить его успехом не увенчалась. Алиса многое бы отдала, чтобы эти глаза цвета форменной сорочки хотя бы чуть потеплели, но, видимо, не сегодня. Ей как-то и в голову не могло прийти, что Андрей мог расстроиться из-за дела, которое они готовились слушать: мера пресечения – дело обычное, она слушала такие по два-три раза на неделе, а Андрей – и того чаще, и Алисе захотелось даже написать, как в школе, на клочке бумаги вопрос и тайком передать его под столом, чтобы никто не запалил, ну или быстренько воспользоваться смартфоном, но…

…Но всё пошло не по плану, как обычно. В зал попытались набиться журналисты, а с ними – какая-то толпа крикунов, зрители театра, который Матвеев когда-то возглавлял, – и многие из них собирались стать зрителями и в суде. Алису прошиб холодный пот: давненько ей не приходилось обвинять при полном зале, да под фото- и телекамерами.

Вот тебе и любовь: ты даже не знаешь, что в голове у человека происходит, а уже себе что-то про него придумала.

Потом вошла судья Костюченко – почему-то в первый момент Алисе показалось, что она заплаканная, но нет, просто тени странно легли, – подождала, пока фотокорреспонденты сделают свое черное дело, и открыла заседание. Бодрый следователь Сергеев зачитал фабулу обвинения, напомнил, что вина подсудимых в мошенничестве подтверждается показаниями свидетелей и признанием подсудимой Маславской, и потребовал продлить срок содержания под стражей. Защитники – молодой человек в шляпе и женщина, нервно перебиравшая что-то в ноутбуке, – заерзали на кресле и покачали головами, почти синхронно, пока Матвеев наклонился к Маславской и что-то прошептал ей. Прошептал, видно, что-то не очень приятное, потому что Маславская резко сказала ему что-то в ответ, и тот отшатнулся; больше они не общались.