– Видел, – улыбнулся Уланов. – И я знаю, чью сторону выбрал.

– Чью же?

– Ту, у которой сила. А значит, и правда. Ничего, – он хлопнул Фомина по плечу. – Придет время, научишься выбирать и ты.

– Мы можем это закончить прямо сейчас. Завести дело. Расследовать всё, что они сделали. И потом…

Уланов отступил на шаг и рассмеялся.

– И как скоро такое дело дойдет до суда? Быстрее, чем тебя закроют? – Он смотрел на Фомина иронически. – Ну или признайся: тебе нахрен не всрались полковничьи погоны, да и капитанские тоже, и просто очень хочется на пенсию – чаек пить и котиков гладить?

Фомин прищурился.

– Уланов, вы же что-то крутое оканчивали, да? Типа МГУ? Прежде чем прийти на службу? Вас же там учили, наверно, основам права, да? Тому, что права человека превыше всего. Конвенции там, первая глава Конституции, что-то там про международные принципы и нормы?

Уланов едва не расхохотался.

– Удивляюсь, как долго ты со своими либеральными принципами продержался на этой службе, – он опять хлопнул Фомина по плечу и направился обратно в захламленный кабинет. – Бывай. А я пошел за своими погонами.

А всего пару часов и пять сигарет спустя Фомину позвонил сам Бобров. С одной небольшой просьбой и обещанием помочь.

Стригоев

Погода мерзкая была, слякоть. Ночью не выспался – шумели соседи, орала сигнализация под окнами, на их улице опять перекладывали асфальт… Лишь под утро удалось часок прикорнуть, а потом надо было выгуливать рыжего Баргеста, причем обязательно сорок минут, иначе Баргест начинал выть на дверь и рвать обои. Приютское прошлое не отпускало пса, но Стригоев привык.

Позавтракал яичницей с беконом. По ящику показывали, как в Хельсинки задержали бывшего замгубернатора Томской области Арсения Мидренко и переправили в Питер. На последней фотографии в инстаграме Мидренко обнимался с позолоченным человеком на одной из финских улиц. Ухмыляясь, Стригоев разгрыз сочный кусок бекона и облизнул жир с тонких губ.

Потом залез в шкаф, почти пустой: там висела старая куртка цвета хаки и фотография с военных сборов в Молькино. Еще в шкафу висел единственный черный костюм, черная же сорочка, а под ними – начищенные до блеска туфли.

В такси просматривал ленты новостей. Обсуждали, конечно, как Мидренко за три месяца скатился с самого могущественного человека в Томске до слоняющегося по столице другой страны политического беженца в спортивках. То ли еще будет, ребята, то ли еще будет, думал Стригоев.

Расплатился за такси наличными, пересек небольшую площадь. По дороге попался голубь, который безуспешно воевал с хлебной коркой и, наклонив голову, поглядывал на Стригоева. Тот обошел голубя кругом и взлетел по одному из подъездов управления, потом нажал на допотопный звонок у деревянной двери и вошел, когда ему открыли.