«Кто сказал, что это свидетельства? – тут же подумала Соня. – Всего лишь игры разума».

И по этой мысли поняла, что ее сознание восстановилось.

Она сидела на лавочке рядом с Бахтиным. Он убрал руку с ее плеч.

– Спасибо, – повторила Соня.

– Вы, наверное, на воздухе мало бываете, – сказал он. – У вас и лицо бледное, и даже губы. – И тут же добавил: – Ивините.

– Наверное, – кивнула она. – Мало на воздухе бываю. Но дело не в этом. Наверное.

Речь еще путалась, но сознание сделалось абсолютно ясным. Как будто с него сняли оковы, в которых оно томилось последние месяцы.

– Если вам не хочется говорить, в чем дело, – сказал Бахтин, – то не говорите. Но если хочется сказать, то скажите.

Словно мысли ее прочитал. Она в самом деле не хотела обременять чужого человека тем, что не имеет к нему отношения, и ей в самом деле необходимо было произнести вслух то, что так ясно явилось в безмолвии ее сознания.

– Как-то всё теряет смысл прямо на глазах, – сказала Соня. – Настоящее и, главное, будущее. Ничто не останется прежним, я это чувствую. Но это непонятно. Извините.

– Мне это понятно. Хотя, наверное, по другой причине, чем вам.

Взгляд его был прям и печален. Стыд окатил Соню горячей волной.

– Простите, Роман Николаевич, – сказала она. – У вас такое горе, а я лезу со своими неясностями.

– Вы не лезете. – Он улыбнулся, но взгляд не переменился от улыбки. – Я ведь сам предложил сказать, в чем дело.

– Но я же ничего толком не сказала.

– Разве?

– Мой брат всегда плечами пожимает, если я что-нибудь подобное ему говорю. – Соня улыбнулась тоже. Улыбка вышла виноватая. – Так что я на свой счет не обольщаюсь.

– Напрасно. Как Евгений Андреевич?

– Так же, как вы видели.

– Знакомство с вашим братом – из важнейших событий моей жизни, извините за пафос. При случае передайте ему, что наш разговор я не забуду никогда.