Хлопнула дверь наверху, послышался стук каблучков. На лестнице показалась соседка с третьего этажа.
– Ксения Андреевна, доброе утро. – Она приветливо улыбнулась. – Хорошо, что вас встретила. Павлик не успел стихотворение про чердак выучить и ужасно переживает. Вы уж не ругайте его, ладно?
Ксения смотрела на нее и не понимала ни слова. Наконец смысл сказанного дошел до нее и она ответила:
– Здравствуйте, Ольга Игоревна. Конечно, не стану.
Павлик был самым маленьким из ее учеников и таким чувствительным, таким трепетным мальчиком, что и без маминой просьбы ей не пришло бы в голову ругать его за невыученное стихотворение.
– Спасибо! – обрадовалась соседка. – Он так любит ваши уроки, бежит как на праздник.
При этом она бросила быстрый внимательный взгляд на листок в руке у Ксении. Возможно, разглядела иностранный текст, однако ничего по этому поводу не сказала, а пошла по лестнице вниз.
Будь Ксения занята чем-либо другим, ей стало бы не по себе от такого внимания. Весь этот год черные машины въезжали во двор если не каждую ночь, то раз в неделю точно, входили в подъезды люди в форме, сопровождаемые дворником, выходили через несколько часов вместе с кем-нибудь из жильцов. Игнорировать соседский интерес к написанному по-английски письму было в такой ситуации опрометчиво. Но сейчас она забыла об Ольге Игоревне прежде, чем развеялся сладкий аромат ее духов.
«Вчера я загляделся на камни, которыми вымощена улица (их рисунок напоминает византийскую мозаику, ты не находишь?), оступился и попал ногой в бэхле. Мальчик, шедший вслед за мной, засмеялся над моей неловкостью, а старик одернул его и сказал: если таким образом оступился приезжий мужчина, он непременно вернется в наш город еще раз. На мой вопрос, что это означает для женщины, последовал ответ: она выйдет замуж за местного жителя. Я подумал, что во время твоей прогулки с Мэри после федервайсера ты вполне могла бы угодить в бэхле и что, будь фольклор достоверным, это стало бы для тебя благом».
Сергей всегда упоминал приметы, по которым Ксения могла догадаться, где он сейчас находится. Иногда она догадывалась не сразу, но ручейки-бэхле, текущие вдоль фрайбургских мостовых, оставляли так же мало сомнений, как упоминание о ее с Мэри хмельной прогулке.
– Ты глупости говоришь, Сережа, – сказала Ксения. – Каким же благом?
Она вздрогнула, услышав свой голос, и подняла глаза от письма. Перед нею стояла Домна, держа в руках перевязаную бечевкой стопку выстиранного постельного белья.
– Не могла до квартиры дойти? – сказала она.
– Не могла. – Ксения виновато улыбнулась. – Полгода письма не было.