– Не может быть! Ты любил Веронику, это было так заметно… Я не могла ошибиться.
– Ты и не ошиблась. Я ее любил, счастлив был увидеть и совсем не думал о тебе. Пока ты не исчезла. Когда ночью тебя по городу искал, мне казалось, что волнение естественно: ты в чужой стране, время позднее. Но когда под утро в отель вернулся… Из меня кусок меня вырвали. Дыра на месте сердца. Ты вправе не верить, но когда Вероника прислала из больницы мальчика с запиской, у меня уже не было сомнений. Я же привык анализировать свои ощущения. Что я тогда почувствовал к тебе, больше не менялось. То есть менялось – с годами усиливалось.
– С годами… Как же ты измучился! А я только и думала, как мне без тебя тоскливо. Только о себе думала.
– Обо мне думать вообще не следует.
– О ком же следует?
– Ты можешь об Андрее… мне рассказать?
Робость, незнакомая и столь ей дорогая, была в его вопросе.
– Я о нем все время тебе рассказывала. Мысленно, – уточнила Ксения. – В письмах плохо получалось, наверное.
– Совсем не плохо. Я тебе передать не могу, что для меня были твои письма. Единственное, что у меня было.
Губы Сергея были на расстоянии слова от ее губ. Доверительность, которую она чувствовала все эти годы в его письмах, явилась ей теперь во всей силе реальности.
– Я из-за Андрюши волнуюсь очень, – сказала Ксения. – Он такой чистый мальчик, сплошное сердце. И видеть невыносимо, на что это идет. Он же все берет на веру, всю эту ложь. В школе рассказывают про каких-то комиссаров, он мечтает быть на них похожим. И как ему объяснить, что такое на самом деле были эти комиссары? У меня язык не поворачивается. Да он мне и не поверит. Не знаю, что с этим делать, Сережа.
– Я понимаю, Кэсси. Видел это в Германии. Как мальчики с чистыми сердцами готовы уничтожать всех, кто не они.
– Андрюша не станет уничтожать! – воскликнула она.
– Ты ему… говорила обо мне?
– Конечно. Что ты работаешь за границей. Что я не знаю, когда мы тебя увидим. Что я тебя люблю и буду любить всегда.
Сергей молча привлек ее к себе, короткими поцелуями касаясь лба, висков. Она закрыла глаза, прислушиваясь, вернее, причувствуясь к ни с чем не сравнимому, только с ним возможному покою в себе и вокруг себя. И слова его не услышала, а почувствовала:
– Ты согласишься уехать со мной?
Ксения открыла глаза и ответила:
– Да.
– Но все, что я тебе сказал, правда…