Бьёрн провел так много времени в одиночестве со своими терзаниями, и никто даже не побеспокоился о нем, когда он лежал на своей койке. Хальвар сидел и рассказывал о своих приключениях на западе, он был хорошим скальдом, и его истории не повторялись. Иногда приходил Йостейн Карлик с дудочкой, которую он сделал из кости дикого животного, но ее звучание всем резало ухо, и его постоянно просили не свистеть. В тот вечер Хальвар повел свой рассказ о том, как Аслак потерял руку, и мы снова попали в бухту Хьёрунгаваг. Разыгрался шторм, и Вагна подстрелили через борт. Аслак был на том же корабле, в тот раз он дрался как настоящий берсерк. Он увидел, как Вагн упал в воду. У Аслака был огромный дубовый молот, который он протянул Вагну. Когда корабли приблизились друг к другу, Вагну удалось ухватиться за молот, но в это время волна резко подняла вверх ближайший боевой корабль и с неистовой силой швырнула его туда, где стоял, свесившись через борт, Аслак. Вагн оказался посередине, но, к его счастью, корпуса судов расширяются только наверху, поэтому он отделался лишь испугом. А вот Аслаку пришлось несладко. Когда корабли снова поднялись на волнах и разошлись в стороны, Аслак стоял с переломанной рукой, висевшей на сухожилиях. Но он продолжал держать молот. Вагн забрался по нему на борт, перебрался через леера и начал защищать своего раненого друга. Аслак – мужественный воин, даже по меркам йомсвикингов. Он перекинул молот в здоровую руку и снова ринулся в бой, была в нем такая неистовость, как будто сам Один заговорил его.

Эта одержимость осталась с ним до самого вечера, когда Хакон ярл позвал своего лучшего лекаря и позволил ему отрезать изувеченную руку Аслака.

Я думал об Аслаке и его руке, когда на следующее утро стоял под дождем в ожидании обучения. Бьёрн уже вовсю учился правильно наносить удары, и я видел, что он даже двигался по-другому: его ноги были расставлены шире, руки прижаты к телу, а удары и выпады были такими стремительными, что за ними невозможно было уследить. Аслака в то утро там не было, но был приглашен мужчина, чтобы заняться моим обучением, который назвался Ульфаром Крестьянином. У него были неимоверно длинные руки, они доставали почти до колен. Не считая Сигурда, сына Буи, он был одним из самых устрашающих людей, которые мне когда-либо встречались. Он появился между песчаных валов с датскими топорами в руках, а поскольку шел дождь, был раздет до пояса. Ульфар сильно хромал, но в этом не чувствовалось никакой немощи. Сквозь его загоревшую, мокрую от дождя кожу отчетливо проглядывали мышцы и сухожилия. Когда Ульфар подошел ко мне, он сначала стоял не шелохнувшись, глядя на тучи. Я помню, что во всем его облике было что-то дикое, а его кожа, сплошь покрытая шрамами, больше походила на кору дерева: человек, стоявший неподвижно передо мной, был похож на дерево, на дуб. Продолжая смотреть на небо, он обратился ко мне: