Сначала я попытался вывести жеребенка из стойла при помощи клевера, но у меня ничего не получилось. Эйстейн поинтересовался, чем я там занимаюсь, но в это время снова зашел конюх с тележкой. В ней было зерно, а не клевер, как в прошлый раз, Хальвдан Палата был настолько богат, что мог кормить своих лошадей ячменем и овсом. Конюх насыпал его в ведра, которые ставил в стойла. Когда он дошел до Эйстейна и меня, то даже не посмотрел на нас, лишь поставил ведро и пошел, насыпая корм, дальше до конца конюшни, потом развернулся и вывез пустую тележку на улицу.

Жеребенку зерна не дали. У него не было ни сена, ни воды. Я почему-то подумал, что, если бы я принес ему воды, он бы пошел за мной, и я бы смог спасти его от приготовленного для него ножа. Позднее я осознал, что я, должно быть, был пьянее, чем я думал, – украсть лошадь, приготовленную для убоя, – это было серьезное преступление.

Так как все корыта с водой были закреплены на стенах в стойлах, я вышел из конюшни и вернулся на двор. Потом зашел в зал, где шло пиршество, и не успел я сделать и несколько шагов, как какая-то наложница вручила мне кружку с пивом. Насколько я помню, Вагн поднялся из-за стола хёвдинга и прокричал не один, а целых три тоста. Я поднес свою кружку ко рту, а когда я опустил ее, половину я уже выпил. Только тогда я понял, что это было совсем не слабое пиво. Мне дали крепкое сусло.

Я помню, что направился к столу, где сидел. Йостейн крепко схватил меня за руку и усадил на скамью, прежде чем пробормотал, что надо быть аккуратнее с выпивкой, ведь меня пошатывало. Разве я забыл, что не мы, йомсвикинги, должны были напиться?

Я остался сидеть на скамье. План заключался в том, чтобы напоить Торкеля и его людей допьяна, и, казалось, мы в этом преуспели. Большинство из них повставали из-за столов и шатались по залу. Один стоял чуть ниже стола хёвдингов и мочился, другой выхватил сакс и выглядел так, как будто жестоко сражался с невидимым врагом, нанося удары руками и ногами вокруг себя. Глиме скакал голым по залу, пугая всех своей деревянной рукой, то и дело выходя из себя то по одному, то по другому поводу. За столами валялись пьяные, к столу, за которым мы сидели, шатаясь, подошел чернобородый, и его вырвало на его бороду и куртку.

И вот на стол хёвдингов забрался Торкель. Это удалось ему с большим трудом, он был сильно пьян. Он стоял на столе, широко расставив ноги и пошатываясь, и показывал на Вагна.

– Спускайся! Я буду говорить!

Вагн не спустился со стола. Вместо этого он сделал шаг в направлении пьяного Торкеля, дотронулся до его спины и начал толкать его грудью, как разъяренный петух. Торкель показал ему свой кулак и зарычал, потом пошатнулся и упал на одно колено. Стоя так, он ткнул пальцем в Вагна и закричал: