Мы шли три недели. Страна была удивительно равнинной, нам встречалось очень мало лесистых склонов. Мы шли через лиственный лес, которому, казалось, никогда не наступит конца, а двенадцать всадников скакали впереди, указывая нам дорогу. Говорили, что справа была река Одер – та же река, которая вытекала из Йомсборга.

Эйстейн потом рассказывал мне, что тогда я больше напоминал призрак из царства мертвых. Я не мог ни есть, ни пить, ребята жарили и нарезали для меня кусочками мясо и подносили чашку к моим губам. О Вингуре заботился Эйстейн, Фенрир все больше времени пропадал у Торгунны, возможно, потому, что о ней заботились и смотрели, чтобы у нее была еда и утром, и вечером. Со мной разговаривали, Аслак попробовал пригрозить мне тем, что выставит меня, но это не помогло.

Мне понадобилось более двадцати дней, чтобы справиться с той черной тоской, которая поселилась в моей душе. Самое удивительное, что мне не смогли помочь ни добрые слова Эйстейна и других йомсвикингов, ни угрозы Аслака – меня спасли мухи. Хотя весна еще только начиналась, когда мы добрались до болота, через которое всадники нас повели по прогнившему деревянному настилу, нас облепили мухи. Было непонятно, почему они уже летали, ведь было еще не время, возможно, здесь, на юге, весна наступала раньше. Мухи оголодали за зиму, соскучившись по поту и крови, они забирались под одежду и с жадностью набрасывались на голое тело, стоило им только найти его. Не знаю, были ли это еще не подросшие слепни или же обычные мухи, выросшие лишь наполовину, но теперь у меня появились другие думы, а когда позднее еще поднялся ветер, и мухи начали прятаться от него обратно в вереск, мне показалось, что я очнулся от долгого сна. Теперь я решил выяснить, что же произошло с моим братом. Когда я вечером обходил лагерные костры, расспрашивая, видел ли кто-нибудь, как он погиб, никто мне не смог ответить. Единственное, что мне могли сказать, так это то, что Бьёрн был на одном из кораблей, не вышедших из реки.

Я засиделся до поздней ночи, представляя себе брата, стоявшего на берегу реки перед Сигвальди, гордого, отважного, полностью покрытого ранами, и гибнущих рядом с ним йомсвикингов. И вот Сигвальди указывает на Бьёрна и говорит, что этого человека убивать не надо, потому что, если человек показывает такое мужество, на его стороне сам Один, а Сигвальди совсем не желает разозлить Всеотца.

Долго я в красках представлял себе это, но с приближением рассвета уже не мог продолжать. И тогда я отчетливо увидел, как Бьёрна, полумертвого от потери крови, вытащили на сушу, как он даже не успел моргнуть глазом, как на его шею обрушился топор.