Долго я просидел там, на бревне, глядя перед собой. Я не плакал. Мое горе было другим, оно принесло дикую злобу. Припоминаю, как встал на колени перед костровищем и принялся нарезать стружки с лежащих там подгоревших веток. Пальцы дрожали, стружек было мало, я достал кресало и кремень. С собой у меня не оказалось трута, поэтому я попытался высечь искры прямо на стружки, но ничего не получилось. В ярости я вскочил и швырнул кресало на пригорок, потом сорвал с пояса мешочек для кремня и сделал с ним то же самое. Поднял с земли камень и запустил его в сторону деревьев, это напугало Вингура, и он ускакал обратно на побережье. Но мне было наплевать. Я упал на землю и начал кричать, я орал, пока не охрип.

Когда я смог подняться, мой взгляд упал на что-то блестящее в костровище. Я поднял эту вещь. Это был солнечный камень, который мне показывал Бьёрн, тот самый, который должен был нам помочь найти дорогу в море. Наверное, он положил его мне в мешочек с кремнем перед битвой.

Я пролежал там до темноты. Потом пришли Эйстейн с парой других воинов и забрали меня. Мое горе от потери брата было невыносимо, я падал в эту темноту все глубже и глубже и думал, что никогда не смогу выбраться оттуда. Первые три дня на берегу я ничего не ел, лишь сидел, прислонившись спиной к борту, и, если бы в тот момент появился весь флот Сигвальди, я бы даже не поднялся. Они могли зарубить меня, мне было все равно.

Вагн не сказал нам ничего нового. Он поговорил с Аслаком и своей дочерью, но люди оставались в неведении. На четвертый день на борт пришел штурман по имени Лодде и начал пинать меня по ногам. Я с трудом поднялся, сзади ко мне подошел Эйстейн и схватил меня за руки.

В то утро они силком накормили меня кашей и влили целую кружку пива. Получилось так, что Аслак хранил пиво на одном из кораблей. Он так делал каждую весну, как только становилось достаточно тепло, чтобы пиво не замерзло. Позднее я узнал, что Аслак получил разрешение от самого Вагна, потому что пиво помогало ему справляться с болями. Самое странное заключалось в том, что болела у него отсутствующая рука и помогало лишь пиво. Меня напоили пивом Аслака, и это было не самое умное, что они могли сделать. У меня началась рвота, меня свесили за планширь, а потом крепко привязали веревкой к мачте. Так я там и висел, блевал в серо-голубое море. Я видел другие корабли, располагавшиеся рядом. На расстоянии брошенного камня восточнее нас стоял корабль Вагна. Я видел его и Торгунну на юте. Вагн держал свою руку у нее на животе, который стал еще больше. Рассказала ли она ему, кто был отцом? Сейчас Вагн уже не мог ничего сделать Бьёрну. Эта мысль заставила меня всхлипывать, мои рыдания вынудили Эйстейна и других положить меня на палубу. В меня снова влили пиво, а потом рассказывали, что я проспал целый день.