Я наблюдал, как острый клинок вонзился в кожаную полоску ремня. Пэллор застонал и сместил свой вес, складывая крылья и облегчая боль в моей ноге. Снова мелькнуло лезвие кинжала.
Рука в доспехах, грубая и почерневшая от копоти, схватила меня за грудь и потянула вверх. Я выскользнул из седла и, свалившись на землю рядом с Пэллором, отполз по камням в укрытие ближайшей полуразрушенной арки.
Грифф Гаресон стащил меня с моего дракона. Мы остались на вершине карстовой колонны Крепости абсолютно одни, окутанные туманом, под карнизом разрушенной колонны старой Небесной площади.
Он снял шлем, и я увидел вьющиеся волосы и ярко-голубые глаза, выделяющиеся на загорелом лице. На его белоснежных питианских доспехах, перепачканных пеплом, не было эмблемы Дома. Он, прищурившись, посмотрел на небо. Нас полностью окутали облака, а сквозь туман проглядывались лишь редкие отблески драконьего огня, сопровождаемые отдаленными криками и ревами горна.
Гаресон выдохнул сквозь стиснутые губы и присел на корточки передо мной.
Пэллор вскинула голову. Зарычал, приподняв морду, выставил в стороны крылья и поджал хвост. В нескольких ярдах раздалось ответное рычание, гораздо более грозное и громкое. Грозовик Гаресона почувствовал угрозу для своего наездника.
Впервые я отчетливо рассмотрел намордник. Вблизи он выглядел еще более ужасно. Он обтягивал его голову вокруг рогов, сжимая челюсти…
– Я не причиню ему вреда, – сказал Гаресон Пэллору. И через плечо добавил: – А ты успокойся.
Рычание грозовика стихло.
Гаресон принялся расстегивать доспехи на моей раздробленной ноге. Ловко, быстро, как будто привык снимать доспехи с других людей.
– Вы – Лео. Тот, кто убил Джулию.
Он говорил на драконьем языке практически без акцента. Подобно слуге, который с самого детства прислуживал своим хозяевам. Его манера речи, очевидно, ставшая привычкой, – это обращение слуги к господину.
Его пальцы освобождали одну пластину за другой. Он прижал большой палец к моему колену, ища ответную реакцию. Когда нашел ее, тут же потянулся к защитному щитку, пробитому вдоль моего плеча. Его пальцы были мокрыми и красными. Он нетерпеливо оттолкнул мои неловкие пальцы, оттянул горловину моего огнеупорного и надавил.
Я услышал, как обращаюсь к нему, используя неформальное «ты»:
– Ты знал ее?
Его лицо омрачилось:
– Да. Я знал ее.
Грифф произнес слово «знал» с такой яростью, от который волосы у меня на затылке встали дыбом. Он, нахмурившись, провел пальцами по темным кудрям. Он осторожно протер мою кожу, а затем снова надавил.
– Я рад, что вы убили ее, – пробормотал он столь тихо, что я не расслышал бы, если бы он не наклонился к моему уху.