– Эй, где вы там, бездельники? Пора!

Опять ничего. Потом во дворе звякнул один кувшин, за ним – второй и третий, но этим все и ограничилось. Али-баба подхватил масляную лампу, и они с Марджиной побежали во двор. Касым подхватил оброненную скалку и поспешил следом.

Во дворе их ждало удивительное зрелище. По земле ползали мешки, беспорядочно натыкаясь один на другой. Одному из них удалось взобраться на ступеньки, и он ткнулся в ноги Марджине.

– Ой!

Марджина, от неожиданности выпустив саблю, вспрыгнула на руки Али-бабе, а тот подхватил девушку, но выронил масляную лампу. Медная лампа упала на доски, масло пролилось на мешок и ярко вспыхнуло. В мешке кто-то опять завозился, и Али-баба отпихнул его ногой.

– Порох! – вдруг вспомнил он слова Ахмеда. – В них порох, ложись!

Мешки задвигались быстрее, а тот, что уже вовсю полыхал, неистово забился, подвывая, и заторопился к остальным, будто взывал к ним о помощи.

Взрыв произошел неожиданно. В тот момент, когда пламя коснулось пороха, мешок почти успел добраться до своих «собратьев». Почти. Но этого хватило, чтобы мешки один за другим начали взрываться, разлетаясь яркими вспышками, озарявшими все вокруг. Огонь перекидывался с одного мешка на другой, громкие хлопки следовали один за другим. Мешки разрывало, а разбойников, таящихся в них, подбрасывало высоко в воздух. Они повисали кто на ветках деревьев, кто на крыше дома, а кто на заборе. Али-баба, прикрывший собой Марджину, и Касым со скалкой лежали на пороге дома, боясь поднять головы. А тем временем, оскальзываясь на осточертевшем им масле, из кувшинов выбирались скрюченные разбойники. Сил у них хватало лишь выползти из горлышка кувшина или перекинуться через него – ни разогнуться, ни толком вздохнуть никто из них не мог.

Тем временем взрывы прекратились, и Касым осторожно приподнял голову.

– Разбойники! – крикнул он то ли испуганно, то ли обрадованно. – Уй-юй, сколько разбойников! Глядите, да их тут как вшей!

Касым порывисто вскочил с деревянного настила, вскинул над головой скалку и, издав боевой клич, ринулся в атаку. Толстяк вертелся по двору как заведенный, не задерживаясь подолгу ни у кого и от души охаживая разящей скалкой скулящих, беспомощных «Коршунов пустыни». Но тут огненная дорожка, протянувшаяся от одного из догорающих мешков к кувшинам, достигла наконец Саида. Почувствовав жар, Саид вскочил и заметался по двору, вереща так, что мыши прыснули вон из погреба, а их летучие тезки попадали наземь. Тем временем огонь коснулся еще одного разбойника, потом другого, третьего, и вскоре двадцать огненных факелов, метались по двору, оглашая окрестности душераздирающими воплями.