Назавтра наша параллель наконец-то вернулась в школу. И вроде пожар случился неделю назад, но создавалось ощущение, что прошла целая вечность. Все вокруг изменилось, да и мы все изменились. Будто постарели. В тот день я пришла задолго до начала занятий и не спеша скиталась по пустым коридорам. Как непривычно… Можно спокойно ходить одной. Актовый зал, точнее, то, что от него осталось, закрыли. Теперь вход на подвальный этаж был запрещен. Я направилась к доске памяти, которую разместили на первом этаже. Там стояли портреты погибших. Все приносили им цветы – так много, что они не умещались на столе. Многие букеты просто лежали на полу.
Я положила к другим цветам две белые розы, но у меня с собой было кое-что еще. Я поставила на стол рядом с портретом Светы ее любимый кексик с шоколадной крошкой и смахнула подступающие слезы. Я вспомнила, как мы поссорились… и в очередной раз подумала о том, как это было глупо.
Раздались гулкие шаги, ко мне подошел Север. Рядом с портретом Вани он положил конфету с ри сунком ослика Иа-Иа, а рядом с портретом Ромы – энергетический батончик. Руки Севера еще были забинтованы, открыты только пальцы.
– Рома их просто обожал, – с тоской по другу сказал Север.
– Он всегда ими делился, – печально улыбнулась я. – Мне больше всего нравился кокосовый с земляникой.
– А мне ореховый, – улыбнулся в ответ Север.
Трагедия невероятно сильно ударила по Северу. Лицо стало еще жестче и грубее. Скрытность, холодность, подозрительность – все эти качества усилились в сто раз. В его глазах бушевали ледяные волны вины и отчаяния. Мы не говорили с ним по душам с того самого вечера в торговом центре. После трагедии ни у кого из нас не было времени или желания нормально поговорить. И вот он первым подошел ко мне… Да, ему нужна была доска памяти, но он неспроста выбрал такой момент, когда возле нее стояла я.
Какое-то время мы молча разглядывали фотографии. Я пыталась представить, что мы стоим тут впятером: с Ромой, Светой и Ваней. Я провела рукой по Светиной и Роминой рамке, будто стирая невидимую пыль.
– Ты знаешь, они собирались пойти в театр, на мюзикл «Граф Монте-Кристо», сегодня, – сказала я бесцветным голосом. – Мне так странно, что вот они умерли, а ничего вокруг не меняется. И мюзикл этот все равно пройдет, и зал заполнится, а два места будут пустовать. И никто ведь не будет знать правду. Люди подумают, что места не выкупили или что у покупателей возникли какие-то неотложные дела. Зрители купят программки, в антракте выпьют шампанское. И никто не узнает, абсолютно никто, где эти двое, которые должны сидеть по центру в восьмом ряду.