Спускаюсь мимо радара, флюгера и огней и перехожу к последнему участку лестницы, упав с которого, возможно, – я не уверена, но возможно, – смогу выжить. Пусть это будет перелом таза, раздробленное бедро, но я доживу до конца этого отвратительного фарса.

Сделав последний шаг на палубу и внезапно ощутив себя самой прочной вещью в мире, похожей на базальтовую скалу, а не на плавучее дерево, я сжимаюсь в комок и плачу. Сквозь дождь, сквозь темноту раздаются голоса. Чьи-то руки на мне. Одеяла. Мою голову накрывают чужим пальто. Слова. Поцелуи. Кто-то зовет меня уйти из-под мокрого снега.

Папа, ты чувствовал это каждый раз, когда выигрывал? Каждый раз, когда проигрывал?

В комнате наблюдения все ликуют, но я начинаю замыкаться в себе. В глазах мутнеет, словно я смотрю через старую подзорную трубу, а в ушах шумит. Не могу говорить. Меня растирают. Снимают с меня мокрую одежду и заворачивают в одеяла, а Мишель водит руками вверх-вниз по моей спине, и я снова отчетливо различаю их голоса. Комната обретает четкость.

– Где она? – спрашиваю я.

– Что? – уточняет Мишель. – Кто?

Я оглядываюсь.

– Где Фрэнни?

Глава 107

Глава 107

В жизни бывают моменты, когда возникает ощущение, будто вот-вот произойдет что-то ужасное, но ты ничего не можешь сделать, чтобы это предотвратить.

Фрэнни нет в комнате.

Ее нигде нет.

Колени все еще дрожат после подъема, пока я бегу сквозь шторм по палубе и кричу: «Где ты?», но ветер уносит слова, как только они срываются с моих губ.

С правого борта налетают шквалистые порывы.

Луч фонарика Смита выхватывает перевернутые шезлонги и двери, выбитые барными стульями.

– Франсин? – зовет он. – Фрэнни?

С ней все будет в порядке. Джемма же справилась. Фрэнни просто захотела побыть одна, спрятавшись в коридоре или кают-компании.

Мишель показывает пальцем.

Я несусь по палубе к левому борту, поскальзываясь на мокром снегу, спотыкаясь.