Из задумчивого состояния Яшму вырвал шум толпы, собравшейся по обе стороны бульвара. Неожиданная помеха ее раздосадовала. Ей хотелось спокойно прогуляться до любимого кафе. Она попыталась свернуть на боковую улочку, но тут со всех сторон послышались крики и дружное улюлюканье.
– Уроды! Сукины дети! – зазвучали возгласы.
Яшма повернулась и увидела на дороге вереницу из десятка мужчин. Их руки были скручены в кандалы, скрепленные между собой длинной веревкой. Выглядело это все так, будто бы на публику выставили связку воблы. У каждого мужчины с шеи свисала большая табличка. «Я ворюга и заслужил кару», было написано на одной. «Я спал с женой отца», говорилось на другой. Толпе уже мало было слов и освистывания. Некоторые люди начали подбирать камни и кидаться ими в мужчин.
Яшма едва не вскрикнула, когда узнала в центре процессии Чонхо. На его табличке, заполненной неуверенными, почти детскими каракулями, значилось: «Я бандюга. Я коммунист. Я достоин смерти».
– Нет! Нет! – Яшма со слезами пробивалась меж рядов ликующих незнакомцев. Со всех сторон на нее шикали, но ей удалось вырваться к центру улицы, и она побежала вслед за чередой мужчин.
– Чонхо!
Необъяснимым образом среди гула толпы Чонхо умудрился услышать ее и найти ее взглядом. Половина лица у него уже побагровела и вздулась, а камни все продолжали лететь в него. Один из них попал ему в спину. Группка парней рядом с Яшмой разразилась довольными криками.
– Сволочи! Остановитесь! – Яшма пихнула молодого человека, который орал громче всего.
– Мать твою! Пошла вон, шлюха, – пробурчал он как можно тише, а затем скрылся в толпе с друзьями.
Яшма снова встретилась взглядом с Чонхо. Он почти незаметно помотал головой:
Ему в тот момент вспомнилось шествие куртизанок, на которое он попал много лет назад. Почти в этом же месте он тогда влюбился в прекрасную девушку, которая запустила ему в лицо цветком. Это бы первый раз, когда он увидел Яшму. К нему вдруг пришло полубредовое ощущение, что он всю жизнь шел по этой одной дороге. И по прошествии стольких лет та же девушка оказалась здесь, чтобы проводить его. Ему захотелось снова посмотреть на Яшму, но он тут же подумал, что этим он может побудить ее на что-то рискованно-героическое. И ему пришлось отвести взгляд. Хотя ему и было больно оттого, что ему не дано ей сказать в последний раз: я люблю тебя. Веревка натянулась и дернула его вперед, еще один камень угодил ему в ухо, и вот вопли толпы постепенно стихли. И он снова пустился в путь, шаг за шагом туда, где кончается дорога.