– Не переживай! – улыбнулась я. – Через неделю и следа не останется.
– Это моя вина, – продолжал сокрушаться папа.
И тогда я обняла его и сказала:
– Шшш, не кори себя! Со мной постоянно такое случается.
Меня потрясло его отчаяние, его неравнодушие.
Под конец мы с Нейтаном решили где-нибудь поужинать и вышли на узкие улочки Сохо.
Я повела его в старый мрачноватый ресторанчик со свечами в винных бутылках, а затем в обшарпанный подвальный бар. Когда мы выпили по коктейлю и пошли на второй круг, Нейтан, конечно же, спросил, удалось ли мне встретиться с биологическим отцом. Я ответила, что мы пока только переписываемся. Отыскать его не составило труда, и он очень обрадовался, когда я его нашла; когда-нибудь мы обязательно встретимся, но не сейчас.
В полночь я попросила Нейтана проводить меня до метро. Потому что вспомнила, как утром Эш цеплялся за мой джемпер: «Нет, мамочка, не уходи на работу!» Мне хотелось поскорее оказаться дома, проскользнуть в тишину его комнаты, склониться над его кроваткой, вдохнуть его сонный запах, укутать выпроставшуюся из-под теплого одеяла ножку. Я могла бы проделать весь путь до дома бегом – даже с закрытыми глазами.
Я пинаю холодильник. Эш, который сидит на полу и рисует, поднимает глаза.
– Мамочка, ему же больно!
Дребезжание прекращается.
– Вот видишь! – торжествую я.
Но тут холодильник опять начинает тарахтеть.
Когда Эш возвращается к рисованию, я беру в руки телефон. Мне должно прийти важное письмо по работе, а еще надо позвонить Ребекке насчет холодильника – сегодня пятница, и найти хоть какого-нибудь мастера на выходных просто нереально.
В сером небе за окном расползается голубая полынья. Я кладу телефон на кухонную столешницу. Дела подождут. Есть кое-что поважнее.