Единственный человек, помимо Джесс, с кем я непременно вижусь, приезжая в Нью-Йорк, – это Нейтан. Конечно, случается порой натыкаться на знакомых: уж слишком Манхэттен тесный. Иногда это хороший друг или подруга, и тогда я радуюсь встрече; они ругают меня, что не выхожу на связь, и мы идем чего-нибудь выпить или ужинаем в ресторане. Чаще это менее приятные люди, поэтому я предпочитаю перейти на другую сторону улицы или делаю вид, что не заметила: парень с сайта знакомств или бывший коллега, с которыми я намеренно оборвала все контакты.

В мой нынешний приезд это Лекс.

Зайдя в ресторан, я сразу понимаю, почему Нейтан выбрал именно его. Минималистичный интерьер в скандинавском стиле прекрасно смотрится при свете летнего дня, когда солнце золотит своими лучами белоснежные стены. Блюда, которые официанты выносят из кухни, представляют собой маленькие шедевры: гнездо, заполненное крошечными голубыми яйцами в темную крапинку; мшистый холмик диковинного гарнира со свиными ребрышками. На круглом столике в углу стоит табличка «Зарезервировано». Я сажусь и начинаю машинально прикидывать, с какого ракурса получатся самые удачные снимки, хотя знаю, что последнее слово все равно останется за Нейтаном. Он, как всегда, опаздывает. Коротая время до его прихода, я пытаюсь решить, стоит ли нам выпить здесь или лучше пойти прогуляться – на улице еще тепло, к тому же я скоро вернусь в Лондон и долго еще не смогу выйти из дома без верхней одежды. И вдруг замечаю сидящего у барной стойки Лекса.

Он один. И явно никого не ждет – это попросту невозможно, так как места по обе стороны от него заняты людьми, беседующими со своими соседями. Вставив в уши проводные наушники от Apple, он ковыряет вилкой салат и пролистывает телефон.

Живя в Нью-Йорке, я и сама обожала так делать.

Даже не верится…

Если подойти ближе, наверняка можно заметить выглядывающие из-под шапочки седые прядки чуть ниже висков и в области шеи. Но с того места, где я сижу, он кажется таким же, как и четыре года назад, когда я видела его в последний раз.

Лекс.

На мгновение у меня возникает мысль его окликнуть; потом я вспоминаю о маме, которая наверняка сказала бы, что не стоит ворошить прошлое, что жизнь слишком коротка и что надо уметь прощать. А еще – о словах Ребекки: «Возможно, это увольнение – лучшее, что с тобой случалось», и понимаю, как же она была права.

Нет.

– Пожалуй, мы сегодня пойдем в другое место, – говорю я девушке-администратору.

И, прежде чем она успевает ответить, толкаю дверь на улицу, достаю из сумки телефон, печатаю: «Встретимся в винном баре на Десятой» и нажимаю «отправить».