Когда фургон проехал через ворота Сан-Витторе и остановился посреди внутреннего двора, я не могла поверить в это. В тюрьму, нас привезли в тюрьму!

– За что? Почему? Это все неправильно, мы ничего не сделали! – закричала я сквозь рыдания, но мама тут же прикрыла мой рот рукой.

Внутри они записали наши личные данные, сфотографировали и сняли отпечатки пальцев – прямо как у преступников! Затем заперли нас в одной из зон тюрьмы – кажется, это был пятый отдел, – который, как мы обнаружили, был полностью предназначен для таких, как мы, людей, арестованных без малейшей вины, не совершивших никакого преступления, просто потому, что они были еврейского происхождения. Единственным положительным сюрпризом было то, что мужчин и женщин не разделяли, и мы могли оставаться вместе в отведенной нам камере.

Мы оставались в Сан-Витторе в течение нескольких недель в состоянии тревожного ожидания, что кто-то где-то решит, что с нами делать. Когда мы приехали, там уже было около ста евреев, но каждый день прибывали новые. Я встретила несколько знакомых людей – например, учителя Грациани, который раньше преподавал в моей начальной школе, и господина Люстига, ювелира. Он и его жена были хорошими клиентами моего отца как во время его работы в доме моды, так и после. Иногда я отводила к ним маму, чтобы передать одежду, которую отец чинил, перелицовывал или подшивал. Они были добры, а госпожа Люстиг всегда угощала меня шоколадками. Я помню, меня поразило то, как ювелир изменился по сравнению с тем, когда я в последний раз видела его – всего несколько недель назад! Бартоломео Люстиг вдруг стал глубоким стариком. Он оглядывался с недоверчивым и испуганным видом преследуемого животного и не выпускал из рук портфель. Также там был Амос Фелнер вместе с отцом и младшей сестрой Лией. Мы с Амосом были одноклассниками в последние годы в еврейской школе, в которую начали ходить с тех пор, как нам запретили посещать соответствующие государственные учреждения. В те дни мы проводили много времени вместе: играли, разговаривали, и время от времени он читал мне отрывки из своей любимой книги «Робинзон Крузо», которую знал практически наизусть. Однажды я спросила его, не боится ли он. Амос ответил мне, что ничего не боится и что, как только вырастет, сделает себе лук и стрелы, которыми убьет всех нацистов и фашистов. Амос был особенным мальчиком, очень зрелым и сильным для своего возраста. Это меня всегда в нем восхищало.