«Мир за моей спиной» одновременно вдохновляет и отрезвляет. Вдохновляет тем, что болезнь подтверждает идею, выдвинутую на Тридентском соборе, восхваляемую Валери и воплощенную Лесамой Лимой, согласно которой тело и душа составляют единое целое, у каждого из них есть свои тайны, и оба ждут своего преображения. Отрезвляет же тем, что человеческое поведение становится предсказуемым, почти как в лабораторных условиях. Если у врача достаточно опыта, он может с точностью до недели предсказать, как долго ты будешь счастлив, как недолго останешься нормальным и сколько продлится твоя глубокая печаль. «Вспоминаю, как мне позвонил мой друг Корд. Узнав о моем состоянии, он был в полной растерянности и успокоился только после разговора с врачом. „Все дело в нейронах“, – заверила его врач. С этим можно было смириться, ведь личностное развитие объективировалось в физическое. Это можно было объяснить на уровне тела, в мире костей и нервов, по сути, как перелом ноги. Меня как личность еще рано было списывать со счетов» [97].

Больше всего меня пугает то, что эти бредовые идеи лишены какой-либо глубины. Если Оффенбах надеялся увидеть в фантазиях, мыслях и образах девушки из психиатрической лечебницы нечто божественное, то Мелле, к сожалению, страница за страницей подтверждает, что мания порождает лишь бессмысленный вздор. Ему самому было мучительно стыдно, когда он, уже в здравом рассудке, начал перечитывать свои записи и письма. А как же великие писатели, страдавшие от маниакально-депрессивного расстройства, например Хемингуэй? Только гипоманиакальные, то есть возбужденные, авторы могут создать что-то читабельное: «Настоящие безумцы пишут лишь чепуху, как я». Для читателя, и тем более для читательницы, которая смотрит на своего ребенка, самое трудное – признать, что болезнь совершенно бессмысленна, ведь тогда все происходящее на земле превращается в случайность. Мелле признает бессмысленность своего состояния, он не щадит ни себя, ни меня. После всех вспышек гнева, оскорблений и угроз его агрессия в конце концов становится физической. Однажды он нападает на свою издательницу и со всей силы бьет ее по загипсованной руке, об этом инциденте пишет «ФАЗ», а «Зуркамп» угрожает ему сразу двумя адвокатами. В другой раз он дает своему лучшему другу такую пощечину, что сбивает с ног. «После этого удара наша с Алешей дружба уже никогда не была прежней. И это было лишь началом грядущего разлада. Я видел в нем предателя, который никогда не говорил мне правды о происходящем. Он же видел во мне безумца, который стал непредсказуемым и нападал на своих друзей. Я ошибался, а он был прав».