За монологом матери следует одно из редких в романе предложений, написанных от первого лица: «Я знаю, что это были самые прекрасные слова, которые Семи услышал в своей жизни после тех, что читал в Евангелиях, и что он больше никогда не услышит других слов, которые бы так же решительно направили его на истинный путь».

Рассказчик знает это, ведь он и есть Хосе Семи, однако сам Хосе Семи этого еще не знает.

292

Быстрым взглядом оцениваю молодого мужчину, который бежит по тропинке на противоположной стороне, всего в трех метрах от берега: как для нас обоих крупная собака без поводка представляет потенциальную опасность, так и он для меня – потенциальная угроза из-за своего пола, возраста и крепкого телосложения. Возможно, еще и потому, что он темнокожий? Да, это тоже играет роль: молодой мужчина южного происхождения и хрупкая женщина, одна ранним утром у Рейна, всего в нескольких километрах от Кёльнского вокзала.

Подобные встречи случаются каждый день, и, если бы я по опыту не знала, что, как правило, ничего не происходит, я бы не осмелилась бегать по утрам. Но, едва оставив его позади, я слышу дыхание у себя за спиной. Оборачиваюсь – да, это он, он догоняет меня.

Что, если он нападет? Вспоминаю, как Виржини Депант описывает свое изнасилование, а Петер Надаш – свою смерть, и у меня перехватывает дыхание. Даже грубые приставания были бы для моего алфавита значимее, чем очередная встреча с приличным человеком. Однако парень у меня за спиной сворачивает на соседнюю тропинку и, ускорив шаг, обгоняет меня, не поднимая взгляда. Лишь через пятьдесят метров он возвращается на нашу общую тропу.

Спустя десять минут я обгоняю его, пока он пытается заниматься йогой на траве, и мне становится ясно, что он не представляет никакой угрозы. Кто-то – вряд ли бегун – назвал эти упражнения «позой собаки мордой вниз» и «позой собаки мордой вверх», однако этот мужчина, стоя на четвереньках и поочередно поднимая к небу то грудь, то ягодицы, больше похож на бегемота. И я поняла, что ошиблась, причислив его к тем мужчинам, которые могут представлять опасность.

293

Такое ощущение, словно кладбищенский садовник точно знает, когда ты придешь на могилу, – каждый раз она встречает тебя новыми свежими цветами, аккуратно уложенными в красивый узор. Сейчас, с наступлением осени, все вокруг наполнилось красными оттенками – это, скорее всего, герани, а рядом цветы, названия которых я даже не знаю, обрамленные крупными темными листьями. Неужели за всем этим стоит один и тот же садовник? Он явно трудится на совесть, это видно по могиле: все продумано до мелочей, возможно, он даже делает наброски, прежде чем выбрать цветы. Такая внимательность и креативность вряд ли прописаны в стандартном договоре, который заключила моя сестра; никто не стал бы возмущаться, если бы садовник просто менял увядшие цветы, оставляя тот же узор. Он остается в тени, как мастера прошлого, он не ждет благодарности и, возможно, даже сомневается, замечаем ли мы его творческий замысел, его старания и идеи. Маме могила, безусловно, пришлась бы по душе, если бы она могла ее видеть. Но я знаю, что она бы все равно предпочла полететь этим вечером с нами.