– Так и есть, – кивает он, барабаня пальцами по рулю. – Все в точку.

Протянув руку, я прибавляю звук на годном треке: даже странно, что бывший сестры – придурок и подонок – слушает такую качественную музыку. Телефон вываливается из кармана, я забрасываю его в бардачок, чтобы не разбить, и накрепко задумываюсь над словами Серёги.

А есть ли хоть маленький шанс, что Глеб тоже любит меня? Но я далеко, а Оля всегда рядом, и за нее не надо бороться даже с обстоятельствами…

– Мы на месте. Как просила. Подъеду сюда же к шести! – объявляет несостоявшийся зять, блеснув жемчужно-белой улыбкой, а я ловлю легкое головокружение.

Ужас в том, что я вдруг понимаю, чем он так зацепил Алину и что Боря как две капли воды на него похож. Поэтому я искренне собираюсь помочь придурку загладить свою вину перед ними.

– Серёг, извини за тачку! – еле слышно пищу я, и он подмигивает:

– Пустяки. Дело житейское, малая.

* * *

Бледно-голубое небо нависает над крышами многоэтажных человейников, по шоссе с грохотом и ревом проносятся машины, но, как только я выныриваю из арки, меня обступают привычные десятиэтажки, кривые деревья и песочницы во дворах. Тишина, заглушившая звуки шумной улицы, через миг распадается на приглушенные голоса, плеск воды и музыку, долетающую из открытых форточек.

Столица – огромный сияющий монстр, – прикинулась тут тихой провинцией, и ко мне возвращается полузабытое чувство уюта.

К тому же я действительно здесь уже была: гуляла таким же солнечным днем в компании Глеба – тогда еще самого загадочного, милого и доброго парня на свете.

Вот она – «Пятерочка», а чуть поодаль – школьный стадион и ЕГО дом.

Ноги подкашиваются. Я забегаю в магазин и хватаю на кассе шоколадку: не заявляться же в гости с пустыми руками…

Позвонить в домофон я уже не способна: паника вызывает ступор. В растерянности топчусь на пятачке возле скамеек, но, по счастливому совпадению, в подъезд входит бабушка с собачкой, и я просачиваюсь следом. Чтобы не вызвать подозрений, на лифте не еду – задерживаюсь у открытого окна второго этажа, смотрю вниз и собираюсь с мыслями. Итак, что я ему скажу?

Признаюсь, что люблю и мне больно? Что мой мир погрузился в хаос и никто, кроме Глеба, не может помочь? Напомню про прочную ленту и звезды, про несбывшиеся мечты и разговоры по душам?

В крайнем случае прикинусь восторженной провинциалкой, увяжусь с ним на дачу и испорчу отдых всей честной компании, раз уж мое призвание – везде и всюду лажать.

Я взбираюсь на пятый этаж, торможу у знакомой двери и, напустив на себя самый развязный вид, нажимаю на пуговицу звонка.