Представив мне список, который ничем не отличался от ранее перечисленных произведений, он умолял меня поделиться своими мыслями, потому как ценит мой ум, наиболее оригинальный из всех ему известных. О моем уме он не знает ничего, кроме того, что почерпнул из моих книг, но я не против.

Я читаю эти книги ночью при тусклом свете, чего делать не стоит, и сочиняю отклики. Ответы Джей Ти в шесть раз длиннее моих и всегда развивают какую-то из высказанных мной мыслей, которые он называет оригинальными и смелыми. Смелой я стала благодаря его похвале, поэтому делюсь не только общепринятыми мнениями, но и не самыми популярными – коих у меня в избытке, – и он видит в них ценность, даже путь иногда переоценивает, поскольку своих идей у него мало.

Я благодарна ему за покровительство, внесшее распорядок в мои дни или как минимум ночи, а также появлению новой писательской цели, так как с «В.» продвижений нет. Он спросил, можно ли ему меня навестить и привезти новые тома. Я согласилась, хотя и подозреваю, что его мотивы не ограничиваются словами на страницах книг.

Дорогая Нелл,

Могу поделиться с тобой как с подругой, ведь ты не станешь (надеюсь!) меня упрекать: в ожидании визита Джей Ти мне стало нехорошо. Он обещал привезти книги, а мне показалось, что он пообещал… и себя тоже. Я не могла понять, придется ли мне это по душе, но по крайней мере хотела выслушать его предложение.

И вот еще: возможен ведь (так я подумала ночью) союз между теми, кто мыслит схоже, обсуждает книги, ценит идеи. Я не имею в виду фантазии: Джей Ти – человек серьезный, рассудительный, мое сочинительство он уважает, хотя ему такое занятие подошло бы лишь в том случае, если бы им надо было заниматься в строго установленные часы, а затем откладывать. И речь не про его идеи, поскольку, как я уже объясняла, собственных идей у него мало. Я говорю о своих идеях, которые его вдохновляют и которых хватит на двоих. Пожалуй, в тридцать пять лет только этого и следует ожидать: товарища, который с уважением отнесется ко мне или хотя бы к моим разумным мыслям?

Эта фантазия, питаемая не разумной мыслью, а воображением, что поутру заставило меня слишком долго размышлять над выбором наряда (хотя их у меня всего три) и прически (хотя у меня всего одна), а также испечь печенье по рецепту Энн, в котором (к сожалению) не хватало сведений насчет температуры выпекания, времени пребывания в духовке и так далее. Нелл, ты бы меня не узнала!

Когда Джей Ти прибыл, кстати вовремя, со своим подношением – десятком хорошо подобранных книги в коробке, одетый в строгий костюм, уголки рта опущены вниз – ну, я просто не смогла. Не могла находиться рядом с ним, не могла слушать его рассуждения по поводу какого-то философского трактата или лирического стихотворения, не могла предложить ему невкусное печенье, и уж тем более себя, не могла смотреть ему в глаза, настолько отвратительной была его аккуратная бородка, его туго натянутый жилет, его привычка повторять фразу «в некотором роде» и «я тут услышал», а чаще всего «так правильно» и «так неправильно», настолько отвратительной была его щуплость и его запах, напоминающий парикмахерский парфюм и нафталиновые шарики старых дев, отвратительным было и его чувство непоколебимой правоты по любому поводу. Я предложила ему сесть в самое дальнее кресло и, когда показалось, будто бы он готов сделать признание, я вскочила и воскликнула: «Надо же, как поздно», а дедушкины часы внезапно, впервые в жизни, оказали мне дружескую услугу.