Через несколько лет отношение Толстого к «Гедде Габлер» смягчилось. Пьеса неплохая, пишет он юристу Гавриле Русанову, но главного героя понять трудно. Почему Гедда сжигает бесценную рукопись Левборга, которого раньше любила?868 Толстой не принял «нелогичные» импульсы подсознательного; все, что выходило за пределы естественной ревности и желания отомстить, было для него малопонятным, комментирует Дмитрий Шарыпкин869. То, что «Гедда Габлер» в действительности Толстому тематически близка, русский писатель видеть не хотел. Вслед за Ганзеном критик Яков Фейгин задается вопросом, не преследует ли на самом деле «Гедда Габлер» ту же цель, что и «Крейцерова соната», а именно – показать тотальную нехватку, даже невозможность коммуникации между супругами в современном браке870.

А «Привидения»? Так же непонятно, как и все остальное, что выходило из-под пера Ибсена. Когда кто-то из собравшихся в гостиной у Толстого спросил, о чем пьеса, никто не смог вспомнить содержание, несмотря на то что мотив венерического заболевания как дурного наследия должен был сохраниться в памяти. Толстой шутливо утешил присутствующих: «Это ничего. На том свете не спросят…»871

Первый обобщенный отзыв об Ибсене от Толстого получили его единомышленники Мария Шмидт и Ольга Барышева, когда осенью 1891 года обратились за советом, что почитать: «Ибсена я не люблю»872. Критику Толстого в адрес норвежского драматурга слышали многие. Театральный деятель Павел Пчельников в 1892 году узнал, что Ибсен «скучный»873, а в разговоре со своим биографом Павлом Бирюковым Толстой называл пьесы Ибсена «искусственными и рассудочными»874. Толстой упомянул Ибсена и в беседе с немецким режиссером, руководителем театра и писателем Оскаром Блументалем (1852–1917), когда тот посещал Толстого в 1894‐м. А что думает немец о последних произведениях Ибсена? Блументаль ставил и «Гедду Габлер», и «Строителя Сольнеса», однако – по его признанию – до конца их не понял. Пьесы загадочны, Ибсен словно опубликовал их в надежде, что кто-нибудь объяснит их для него самого. Толстой был счастлив. Наконец кто-то думает так же, как он: «Да, неясность раздражает меня больше всего в драмах Ибсена. Я прочел „Дикую утку“ и „Привидения“ и не могу понять успеха и славы их автора…»875

Переводчик Ибсена Мориц Прозор в статье (1895) утверждал, что «Маленький Эйольф» Ибсена это «гениальный ответ» на «гениальную» «Крейцерову сонату» Толстого. Дело в том, что Толстой не понимал, что есть внутренняя связь между всеми проявлениями любви, и что все препятствия и поражения в этой сфере обусловлены не непреодолимой страстью, а врожденной слабостью. Ибсен же показывал, что сильный человек, охваченный страстью, все равно способен превратить ее в сострадание к ближнему и обрести душевное равновесие и счастье. Во всех формах любви, и в низкой тоже, есть нечто святое876.