В следующем году к Толстому приехал театральный деятель Рафаэль Лёвенфельд, и речь зашла об Ибсене. Отзыв Толстого, основанный на единственном произведении, прозвучал неутешительно: «Из Ибсена я знаю только „Комедию любви“, и она не убедила меня, в том, что он поэтический гений»849. От сомнений в гениальности Ибсена Толстой так никогда и не избавится.

Ибсен был одним из крупнейших европейских драматургов, и Лёвенфельд хотел дать Толстому возможность прочесть более известные и признанные пьесы. После визита он отправил из Москвы в Ясную Поляну «несколько произведений Ибсена», купленных в немецком книжном магазине «Grossmann & Knöbel»850. Толстой записал, что принял посылку с пятью книгами Ибсена на немецком851. Можно предположить, что речь идет о пяти томах Reclams Universal-Bibliothek: «Nora oder Ein Puppenheim» (1877), «Die Stützen der Gesellschaft» (1878), «Brand» (1882), «Die Wildente» (1887) и «Rosmersholm» (1887), которые и сегодня хранятся в личной библиотеке Толстого852.

Толстой без промедления принялся за чтение «Die Wildente» («Дикая утка»). Пьеса не пришлась ему по вкусу. «Нехорошо», – пишет он в дневнике853. Позднее он пару раз будет использовать именно эту пьесу как доказательство посредственности Ибсена. Более всего Толстого, очевидно, беспокоило то, что он называл «непонятностью» драмы. В интервью Le Temps в 1898 году он сказал об Ибсене:

Vos ecrivains nouveaux sont peut-être profonds, mais moi, je ne les comprends pas. Ils sont aussi obscurs qu’Ibsen, et quant à cet homme-là, je ne sais pas ce qu’il veut dire. Si vous appréciez son Clanard sauvage, vous m’obligeriez en me l’ expliquant… Mais enfin, lui, c’est un Scandinave, – il n’importante! Seulement, en France, le pays de la clarté et du naturel!854

Vos ecrivains nouveaux sont peut-être profonds, mais moi, je ne les comprends pas. Ils sont aussi obscurs qu’Ibsen, et quant à cet homme-là, je ne sais pas ce qu’il veut dire. Si vous appréciez son Clanard sauvage, vous m’obligeriez en me l’ expliquant… Mais enfin, lui, c’est un Scandinave, – il n’importante! Seulement, en France, le pays de la clarté et du naturel!854

Необходимость объяснять именно «Дикую утку» выглядит странной. В действительности Толстой поместил себя в ситуацию жены Ялмара Экдала Гины (необразованной служанки) и его дочери Хедвиг четырнадцати лет, которые с трудом понимают образный язык гостя Грегерса Верле:

ГИНА (задумчиво, сложив шитье на коленях). Что он тут нагородил, – хотел бы быть собакой? ХЕДВИГ. Знаешь, что я скажу тебе, мама, мне кажется, у него было на уме совсем другое. ГИНА. Да что же? ХЕДВИГ. Я не знаю. Но он все время как будто говорит одно, а думает совсем другое. ГИНА. Ты думаешь? Чудно!855