Возьмите современные пьесы… Прокричали Ибсена. Я прочел его последнюю драму, «Как мы, мертвые, пробуждаемся». <…> Да это бог знает что! Какой-то бред! Вообразите себе: у него герой, художник-скульптор, ищет правды, жена его тоже ищет правды, сводит с ума нескольких, в том числе русского, и после этих подвигов возвращается к мужу, и художник с нею идет на какую-то гору, чтобы жить ближе к правде. Разве это жизнь?! Разве это характеры?! Где тут драма, в этом декадентском сумбуре?! Тридцать, сорок лет тому назад на драму, подобную ибсеновской фантасмагории, вероятно какой-нибудь фельетонист написал бы ядовитую пародию, посмеялся бы – и все бы этим ограничилось. Теперь, напротив, ей придадут значение, переведут, поставят на нескольких сценах… Как же можно после этого говорить о серьезных задачах современного театра891.
Не все подробности пьесы, упоминаемые Толстым, верны, что, вероятно, объясняется нетерпением разделаться со сложным текстом.
Через день еще один журналист, Николай Нильский из газеты «Новости дня», услышал мнение Толстого о последней пьесе Ибсена: «Я недавно прочитал его; это нечто удивительное. Бог знает до чего дошел здесь Ибсен!»892 Подстерегающий повсюду символизм теперь поглотил и Ибсена. Беседы с физиком Александром Цингером, пианистом Александром Гольденвейзером и Бирюковым заканчивались резкой реакцией Толстого: «Это ужасно! И почему это вздумалось старику написать такую ерунду?» Он заставлял других от души смеяться над пьесой с помощью «остранения»: «А потом они зачем-то бросаются в какую-то пропасть, и на них почему-то обрушивается снежный обвал, а какая-то монахиня неизвестно зачем их благословляет. И все это почему-то называется „Когда мы, мертвые, воскресаем“». Толстой даже слегка скорбел из‐за коллеги: «И зачем это нужно было умному старику брать такую неестественную, выдуманную тему? Точно мало самых интересных, самых глубоких сюжетов можно найти где угодно, кругом в настоящей жизни!»893
Осенью 1900 года «Когда мы, мертвые, пробуждаемся» поставил Московский Художественный театр. Немирович-Данченко в гостях у Толстого тщетно пытался объяснить ему пьесу. «Если бы она была такой, как вы рассказываете ее содержание, тогда она была бы пьеса хорошая», – прокомментировал Толстой894. Со своим другом Гольденвейзером Толстой поделился возмущением, которое охватывало его при мысли обо всех тех, кто сидит в театре и смотрит такую чушь, как «Когда мы, мертвые, пробуждаемся»
Несмотря на методичное убежденное отвержение драматургии Ибсена, тема не давала Толстому покоя. Количество книг Ибсена в библиотеке росло. На полке стоят четыре из восьми томов русского собрания сочинений. В 1906 году Толстой прочел статью Георга Брандеса «Генрик Ибсен», напечатанную в «Мире Божием» (8/1906), и позабавился некоторыми биографическими деталями, раскрывающими слабые стороны характера Ибсена896. Племянницу Варвару Толстую, когда та призналась, что не читала Ибсена, Толстой утешил: «Мало потеряла»897. Общая рецензия на написанную Бирюковым биографию Толстого и сборник статей, речей и писем Ибсена под редакцией Ганзена пробудила у Маковецкого подозрения, что писателей соединили в пару для того, чтобы принизить Толстого. И хотя рецензент избегал явных сравнений, Толстой согласился: «Да, да. Я не в авантаже теперь; где меня могут кольнуть, там кольнут»898. Возможно, раздражение вызвало представление Ибсена рядом с Толстым в качестве «второго огромного человека второй половины XIX столетия»899.