Тенденция называть течения в партиях по именам лидеров была и раньше характерна для латиноамериканского коммунистического движения. Если в европейских или американской партиях были «группы» (Барбе-Селора в КПФ, Бульехоса — Трилья — Адаме — Вега в КПИ, Брандлера — Тальгеймера в КПГ, Ловстона в США и т. д.), то в Латинской Америке — «пенелонизм», «мариатегизм», «рекабарренизм», «престизм»[1728]. Эта терминологическая особенность, очевидно, позволяла подчеркнуть своеобразие Латинской Америки, некую связь с исторической традицией.

После завершения работы Первой конференции Южноамериканский секретариат резко активизировал и расширил сферу своей деятельности, но при этом сохранился главный недостаток предыдущего периода: в его работе участвовали только аргентинцы (Кодовилья, Ромо, О. Гиольди) и посланцы Москвы (Дженнари и Рабинович). Члены ЮАСКИ расценили итоги континентальной встречи как однозначно положительные исходя из большого числа делегатов, тематики обсуждавшихся проблем и их коллективного анализа, улучшения связей компартий между собой и с Секретариатом. Свою работу они признали вполне успешной, констатировав «значительный рост авторитета» ЮАСКИ и выразив надежду на усиление его роли в будущем как «элемента координации и руководства латиноамериканским коммунистическим движением». Для реализации этой задачи в Секретариате видели два пути: получить практические результаты конференции, посредством популяризации обсуждавшихся проблем и решений и направлением делегатов в различные латиноамериканские страны «для помощи нашим партиям в их идеологическом и органическом построении»[1729]. В. Кодовилья видел серьезное препятствие для практической работы в отсутствии средств и просил коллег уполномочить его на получение кредита, чтобы расплатиться с долгами за проведение конференции и публикацию ее материалов, рассчитывая на «чрезвычайную помощь из центра»[1730].

Другой ахиллесовой пятой функционирования Секретариата продолжала оставаться нехватка квалифицированных кадров. Обсуждая кандидатуру делегата в Колумбию, который должен был решать проблемы «кристаллизации здоровых сил партии», члены ЮАСКИ выбирали между Кодовильей и Рабиновичем и пришли к выводу о невозможности поездки секретаря из-за опасности «дезорганизации работы» в Буэнос-Айресе. Возможность же поездки «Пьера» зависела от разрешения КИМа и Коминтерна. В любом случае в региональном органе Коминтерна считали свои возможности ограниченными и настаивали на направлении «прямого делегата ИККИ с опытом в революционном движении»[1731]. Эти же причины препятствовали оказанию помощи КПЧ после ареста ее ЦК, несмотря на настоятельные просьбы комитета Сантьяго, взявшего на себя функции высшего органа партии, направить делегата ЮАСКИ для «выработки будущей тактики и принятия некоторых организационных мер для укрепления нынешнего руководства партии»[1732].