Арктика робко, но хранит память о своих героях, а вот вопросов не задаёт почти вовсе. И не от секретности (её тут теперь нет вовсе), а от извечного стремления людей (особенно экстремалов) не задавать серьёзных вопросов, не говоря уж о каверзных.

Ими-то, вопросами, мы и займёмся. Что значила фраза «Имеем во всём достаток»? Обычно её не цитируют, и это, увы, правило: умалчивать о непонятном, не обсуждая. Давайте соберём непонятные фразы и непонятные находки, сопоставим их и посмотрим, не станут ли они, непонятные врозь, понятными вместе.

Глава 3 Отчего погиб Толль и что думал об этом Колчак

Глава 3

Отчего погиб Толль и что думал об этом Колчак

Я слышал, бывают люди, для которых карты ничего не значат, но не могу себе этого представить!

[…] Карта отчасти породила фабулу. Я мог бы, пожалуй, сказать, что она и была фабулой. […] Имея календарь, карту местности и план каждого дома…. можно надеяться, что избежишь хотя бы самых грубых ошибок. […] Повесть уходит в карту корнями…

Написав про поход Колчака текст, лёгший позже в основу главы 1, двадцать с лишним лет считал я наивно, что знаю об этой истории всё важное и представляю себе Колчака полярного. Так что в перерывах между служебными занятиями спокойно занимался главным для меня тогда делом — собирал сведения о Колчаке белогвардейском. Хотелось понять, как и почему всеобщий кумир так легко пал. Читателями виделись мне так называемые диссиденты, то есть интеллигенты, открыто противопоставлявшие себя властям.

Круг диссидентов в 1979 году, с вторжением советских войск в Афганистан, сузился, почти исчез из моего поля зрения, а те немногие, с кем удавалось иметь дело, не видели в истории революции ничего, достойного распространения. «Вот если протокол протестующего собрания или описание, как кого преследует власть, тогда будем читать и раздавать другим», — простодушно сказал мне один из них, человек известный и весьма порядочный. О, как жестоко они (и мы все) поплатились за то недомыслие! Когда советская власть рушилась, демократы повторили все ошибки прошлого. В частности, легко отдавали власть людям пусть и прекрасным, но к управлению негодным вовсе, а потому вскоре же сдавшим позиции бюрократам.

На несколько лет желание писать о революции у меня пропало. Лишь на взлёте «гласности», в 1988 году, для сборника «Пути в незнаемое» (то был очерк «Адмирал», он в свет так и не вышел), понадобилось освежить в памяти то, что известно о зловещем острове. Теперь взгляд на эскиз-карту Зееберга сразу дал понять — карта изумительна. Итог её разглядывания и сравнения с текстами оказался поразителен: пришлось переосмыслить всё. А главное — лики моих героев проступили явственно.