В оправдание героя замечу, что, во-первых, отчёты обычно так и писались (отчасти и Толлем), а во-вторых, исключительность похода действительно располагала к позе; и Бегичев, вспоминая поход уже в зрелые годы, тоже любовался собой и порой даже ставил себя впереди Колчака.
А доклад Колчака Географическому обществу написан в ноябре 1905 в Петербурге. Позади злосчастная война, командование миноносцем и опять, как на «Лене», тяжёлая болезнь (воспаление лёгких); боевая удача (взорван крейсер «Такосадо» — едва ли не главный успех русских за всю кампанию); сухопутная война (командовал, еле ходя на ревматических ногах, батареей морских орудий), награда (георгиевская сабля) и горечь капитуляции; плен и возвращение в Россию. Комиссия признала Колчака, по его словам, «совершенным инвалидом», и послала лечиться на водах. А вот теперь — бунтующий Петербург, где железные дороги встали и даже министры к царю в Петергоф ездят не поездом по царской ветке, а морем. И автор перед нами несколько иной. Назойливое «я» в большинстве мест уступило у него скромному «мы», но главное — автор наконец-то, кажется, всерьёз задумался над тем, почему погиб барон Толль.
Конечно, он думал об этом и прежде, и даже как бы оправдывался, объясняя, почему, спеша покинуть остров, не обследовал его досконально:
«Я решил оставить Беннетт при первой возможности, считая дальнейшие поиски не оправдывающими риска позднего возвращения на Котельный»[178].
«Я решил оставить Беннетт при первой возможности, считая дальнейшие поиски не оправдывающими риска позднего возвращения на Котельный»[178].
Но теперь вопросы вставали целым строем. Почему партия Толля погибла так нелепо? Что помешало им дождаться хотя бы восхода солнца в феврале? Нехватка пищи? Но почему это выяснилось в конце октября, а не в конце августа?[179] Ведь уже в конце августа охотиться там не на кого. Летом там полно дичи, а с Толлем была пара искусных охотников: тунгус (эвенк) Омук (в крещении Николай Протодьяконов) и якут Чичаг (в крещении Василий Горохов).
Спасатели были уверены, что Толль, если не утонул в пути, сможет перезимовать на острове. И вдруг этот нелепый уход во тьму, в «ледяные болота» дантова ада.
Шансов на спасение, в сущности, не было никаких, ибо полынью в это время нельзя ни перейти, ни переплыть. На докладе в Иркутске Колчак разъяснял:
«В это время термометр показывает 40 градусов ниже нуля, или ещё ниже. Вода на поверхности превращается в ледяную гущу, кашу, двигаться в которой невозможно… Надо знать, что человек, сидящий в байдаре, должен напряжённо поддерживать равновесие, делая движение лишь веслом. Судьба людей в байдаре, таким образом, очевидна».