Отбирая информацию для своих трудов, средневековые историки далеко не всегда ограничивались рассказами о событиях, в реальности которых они были абсолютно уверены. Еще Августин Блаженный в трактате «О христианском учении» в качестве главной цели историописания указал на то, что «история рассказывает о произошедшем правдиво и для пользы»[1127]. Более четко этот постулат о дидактической цели истории был сформулирован в свое время ев. Иеронимом, на которого ссылались многие авторитетные историки последующих поколений. Именно так поступил Беда Достопочтенный, заявив в предисловии к «Церковной истории народа англов»: «Смиренно прошу читателей не ставить мне в вину погрешности против правды, которые могут встретиться в моем сочинении, ибо в соответствии с истинным законом истории я просто записал те из собранных сведений, которые счел полезными для поучения потомства»[1128]. В классическое Средневековье идея всеоправдывающей морали прочно укоренилась в сознании историографов. Возможно, не только далекие от ратного дела клирики, но и взявшийся за перо военный мог, не вступая в противоборство с совестью или голосом разума, несколько преувеличить подвиги соотечественников.

Важно отметить, что даже если хронисты приводят данные, свидетельствующие о численном равенстве сторон, то соотношение потерь однозначно указывает на английский героизм и физическое превосходство. Например, по сообщению Генриха Найтона, при взятии Кана «англичане захватили в плен 100 рыцарей и много простых солдат и около 5000 горожан, при этом они сами не понесли никаких потерь, кроме одного оруженосца, который был ранен и скончался через два дня»[1129]. В битве при Креси французы потеряли убитыми 2 тысячи рыцарей и 32 тысячи простых солдат, а англичане — трех рыцарей и одного оруженосца[1130]. Согласно «Английской хронике», при Азенкуре было убито 11 тысяч врагов, а «всего их было 120 тысяч человек», в той же битве англичане потеряли герцога Йорка, графа Саффолка и «еще 26 человек»[1131]. Широко тиражируемые описания храброго поведения и рассказы о грандиозных победах способствовали кристаллизации у англичан чувства национальной гордости.

Существует стереотипное представление о том, что в период Столетней войны, как и в предыдущую эпоху, английскому рыцарю было легче найти общий язык с представителем французского благородного сословия, чем с английским простолюдином. Действительно, в исторических сочинениях этого периода, особенно в куртуазных трудах Жана Фруассара или Кювелье, можно найти множество примеров доминирования сословной идентичности над национальной. В предыдущем разделе я приводила примеры куртуазного поведения английских и французских рыцарей в отношении друг друга. Однако подчеркну, что поиск этого «общего языка», как правило, происходил в мирное время или, по крайней мере, в интервалах между военными действиями. Уважение к благородному статусу противника могло иметь значение только во время поединка, в реальном бою «свои» определялись не по сословному принципу, а по принадлежности к тому или иному лагерю.