Так, в начале своего рассказа Сермини пишет: «Эти деревенские люди ненавидят церковь, как будто она их враг… никогда не ходят в церковь, не жертвуют ничего на алтарь и не уплачивают никаких церковных сборов»[308].

Эта характеристика, помимо воли автора, отнюдь не порочит описываемых им крестьян, а рисует достаточно выпукло и точно то положение, в котором они оказались в первой половине XV в., и те настроения, которые ими владели.

Крестьяне эти уже забыли о полной крепостной зависимости от феодала, а, может быть, и не знали ее, но зато они находятся в полной зависимости от собственников участков земли, на которой они сидят в качестве арендаторов-испольщиков. По-видимому, отношения между крестьянином и богатым горожанином-землевладельцем носят, как и прежде, патриархальный характер — хозяин дарит арендатору подарки, одалживает ему инструменты, следит за событиями его личной и семейной жизни, но фактически за этим патриархальным полуфеодальным фасадом скрывается жестокая эксплуатация, может быть, не более легкая, чем во времена господства феодализма.

Подачки делаются для успокоения совести хозяина, по традиции, для того, чтобы не доводить крестьян до отчаяния, но подачки эти жалкие, ничего не стоящие богачу и мало нужные бедняку, они только оскорбляют последнего, вызывают злобу, ожесточают. А он уже не тот человек, который в период безраздельного господства феодализма безропотно, согнув спину, сносил все обиды и оскорбления, выполнял любую работу, отдавал любую часть добываемого тяжелым трудом продукта. Более чем сто лет борьбы населения городов за свободу от магнатов, за большие права и лучшую жизнь «тощего народа» — борьбы, в которой и жители деревни принимали немалое участие, отнюдь не прошли даром. Крестьяне даже в самых медвежьих углах, так же как и городские ремесленники и рабочие, были полны боевого задора и надежд на улучшение своей тяжелой участи. Эти надежды поддерживали и победы соседей горожан, и прямые или косвенные постановления городских властей об уничтожении разных форм крепостной зависимости. Вряд ли можно также сомневаться в том, что ученье гуманистов, в центр своего внимания ставивших индивидуального человека с его нуждами и интересами, небесными и земными, ослабленное и нередко искаженное, доходило и до сельского захолустья, будило самосознание, подымало чувство собственного достоинства. А когда в конце XIV в. после разгрома городских движений и прочного закрепления власти «жирных» горожан во многих городах надежды и крестьянского населения оказались тщетными, и феодальный гнет землевладельца-сеньора прочно и безнадежно сменился капиталистическим гнетом землевладельца-горожанина, настроение у сельских, как и у городских низов, резко упало. Горькая ненависть к богачам, таким же людям, как и они сами, овладела значительной частью крестьян.