Я держал Мэйбет за руку. Даже с омраченным беспокойством лицом она все равно была самым красивым, что я видел в жизни, и ее боль была моей болью. Рассудок кричал, что я должен признаться, но сердце боялось лишиться ее благосклонности. Я хотел помочь, но понятия не имел, что делать в таких обстоятельствах. Поэтому я сделал то, что было для меня естественно. Достал свою губную гармонику и заиграл самую веселую мелодию, что пришла на ум, «Я чувствую ритм» Гершвина.

Через несколько тактов Мэйбет запела, и я удивился, что она знает слова.

Теперь она улыбалась, напевая, что у ее порога не найдешь старых проблем, и ее личико казалось прекраснее, чем когда-либо. Потом ее глаза округлились, и я уловил то, что она услышала: ее отец подпевал пьяным тенором. Его голос раздавался неподалеку, в пределах Хоперсвилля. Я продолжал играть, а мистер Шофилд подпевал, и мы пошли на звук его голоса. Он сидел на перевернутом ведре для воды, прислонившись спиной к потрепанной стене картонной хижины капитана Грея вместе с хозяином. Он широко улыбнулся нам и распахнул объятия.

– Только посмотрите, капитан. Мои любимые дети сияют, как ангелы в утреннем солнце.

– Папа, – сурово сказала Мэйбет, – я везде тебя искала.

– Очевидно, не везде, – просиял он. – Потому что вот он я, любимая.

– Пьяный, – сказала она, холодно взглянув на отца и капитана.

Мистер Шофилд поднял руку в торжественной клятве.

– Я сегодня не брал в рот ни капли. Если я пьян, то только от счастья. И вот причина.

Он показал на меня пальцем.

Несмотря на протесты, он и правда казался пьяным. Но даже стоя близко от него, я не ощущал запаха алкоголя. Однако уловил запах бензина.

– Наш избавитель, малютка Мэйбет. И плоды его щедрости. – Ее отец опустил руку и коснулся красной пятигалонной канистры с носиком и печатными буквами «Скелли» на боку. – Это наш билет из Хоперсвилля. Следующая остановка – Чикаго.

Мэйбет выглядела сбитой с толку.

– Ты не выпивал?

– Как я сказал, ни глоточка. Сегодня утром я пошел искать заправку. А потом магазин, где купил всем небольшие подарочки, включая тебя.

Он опустил руку в набитый до отказа коричневый бумажный пакет, и Мэйбет ахнула от удивления и радости. Голубое платье.

– Оно почти такое же, как то, которое я отдала Джени Болдуин! – воскликнула она и, взяв платье, прижала его к себе, словно любуясь в зеркало на то, как оно будет сидеть на ней. Я подумал, что оно ей очень пойдет.

– Бак, надеюсь, ты не против, что я потратил немного твоего подарка на подарки другим? – спросил мистер Шофилд.

– Теперь это ваши деньги, – сказал я ему.