Она покачала головой:

— Не знаю.

— И я не знаю.

Он улыбнулся, а ей захотелось плакать. Вот так вот, не стесняясь никого, открыто разреветься, может быть, даже в голос. Бабушка когда-то рассказывала:

«Плакальщицы в деревне накричатся, бывало, досыта, зато потом у каждой сердце легчает…»

Не глядя на него, сказала:

— Счастливого тебе пути.

И опять он все понял. Все, что творилось в ее душе.

— Подожди, — сказал он, — не спеши.

— Пора, — сказала она, все еще не решаясь взглянуть на него. Но он тоже не стремился поймать ее взгляд.

— Передать от тебя привет Лене?

— Конечно, передай, — оживилась Серафима Сергеевна. — Скажи ей, что я ее до сих пор помню.

Он кивнул:

— Ладно, скажу.

Помолчали немного. Серафима Сергеевна спросила:

— Когда едешь?

— Сегодня в шесть вечера, поездом.

— Я люблю больше самолетом, — сказала она.

Он не ответил, наверно, не расслышал ее слова, может быть, думал о другом. Потом заставил себя взглянуть на нее:

— Будь здорова и, по возможности, счастлива!