Он идет к окну, приподнимает белую полупрозрачную штору и засматривается на улицу. Я рассеянно слежу за ним и мысленно вижу все то, что в данную минуту видит он, все до мельчайших подробностей — бетонированный внутренний двор, выстроившиеся в ряд служебные «волги» и «мерседесы», небольшую группу шоферов, болтающих в сторонке, часового у закрытых двухстворчатых ворот со стороны улицы и противоположное крыло здания с пятью рядами окон. Тихо, изолированно — совсем как в больнице.

— Но чем его может соблазнить этот иностранец? — спрашивает Борислав, резко поворачиваясь спиной к окну. — Коробкой ампул? Пачкой банкнот? Сладкой жизнью на чужбине? Ты же сам утверждаешь, что парень не глуп...

— Томас тоже не глуп. Трудно сказать, на какую удочку он захочет его поймать, да и захочет ли. А еще труднее сказать, как поведет себя Боян. Ничего определенного я не знаю, но у меня такое предчувствие, что кадриль начнется именно вокруг него. Предчувствие, понимаешь?

— Ты меня уморишь своими предчувствиями, — мучительно вздыхает Борислав. — Чтобы сын Любо Ангелова да стал предателем!

Он делает три шага к столу и в сердцах бросает на бумаги пустой мундштук. Потом произносит слова, которых я жду давно:

— Дай сигарету.

* * *

Здание у Львиного моста, в отличие от нашего, старое, неприветливое, мрачное. Стены в коридорах только что покрашены, деревянные части обильно покрыты лаком, но от этого обстановка посвежела настолько же, насколько способна посвежеть старушка, пустив в ход пудру и помаду.

Неторопливо поднимаюсь по лестнице, па каменным ступеням, стертым ногами бесчисленных посетителей, как бы прогнутым посередине. Всякий раз, когда я вхожу в это здание, мною овладевает чувство, что меня схватили полицейские и «ведут на допрос к Гешеву», как сказал мне однажды Любо. Но я несколько моложе Любо и ни разу не бывал в этом здании, когда тут находилось полицейское управление. С этой лестницей я познакомился в день Свободы.

Девятое сентября было ясным и солнечным, как и подобает, первому дню Свободы, но тут, внутри, было сумрачно и уныло, в коридорах мерцали желтые электрические лампочки и торопливо двигались взад-вперед люди в гражданской одежде, в кепках, с автоматами наперевес. Я долго блуждал, прежде чем обнаружил своего бай Павла в кабинете какого-то начальника. Бай Павел тоже заделался начальником, но для меня он по- прежнему был бай Павел, и я без лишних слов, не обращая внимания на человека за письменным столом, поспешил заявить, что хочу поступить в милицию.

— Глупости. Мал еще, — отрезал бай Павел.