– Вы обучаетесь юриспруденции? – спросил спутник, протирая стёкла пенсне платком (платок вполне чистый, хоть и явно не новый).
– Отчего вы такое решили? – прыснула Ксения, сочтя про себя, что воспитание у незнакомца не из лучших: вначале следовало представиться барышне, а потом расспрашивать. Но, может, она слишком старомодна? Теперь, после 1905 года, всё меняется каждодневно.
– Столько разговоров было про новое отделение для женщин, которые желают стать адвокатами…
– Вы их осуждаете?
– Отнюдь. Но мне неинтересно про женщин-адвокатов, мне про вас интересно. Что же вы учите? Позвольте, угадаю?
Он на ходу быстро глянул на Ксению поверх пенсне:
– Не математика, это уж точно.
Отчего-то задели его слова. Вспомнился папа, как он занимался с нею арифметикой и счётом в Полтаве, и те последние уроки на горах в Швейцарии…
Спутник почувствовал, что барышне неприятно, и тут же исправился, как будто стирая с доски меловые следы:
– Так ведь я и сам не математик, изучаю геологию! Разрешите представиться (ну наконец-то, обрадовалась Ксения): Константин Константинович Матвеев, студент Петербургского университета. Ранее учился в Киеве, а родом из Пермской губернии.
– Ксения Михайловна Лёвшина, слушательница курсов словесно-исторического отделения.
– Ну конечно! Я отгадал бы, да вспомнил про хорошие манеры не ко времени!
Они уже стояли у здания Бестужевских курсов: в двери, как в воронку вода, стекались слушательницы, спешили, чтоб не опоздать.
Ксения и Константин стояли правее входа, там был нетронутый снег, и студент (для студента, кстати, он слишком зрелый!) зачем-то ступил на него одной ногой, а затем другою, оставив чёткие следы.
– И вы рядом станьте! – не попросил, а скомандовал он.
Ксения удивилась, но послушалась – следы её ботинок были ровно в два раза меньше. Как если взрослый гуляет с ребёнком.
– У нас имена с одной буквы начинаются, – сказал Константин. – Это, я полагаю, к счастию.
Ксения почувствовала, что краснеет, поднесла руки к лицу, чтобы спрятать румянец, а студент вдруг нахмурился:
– Что у вас здесь чёрное?
Запястья были на самом деле выпачканы чёрной краской, и Ксения только потом догадалась, что это. Мама вечером сидела с её шубкой допоздна, чинила, где можно, и, видимо, закрасила Геничкиными красками облезшие участки на манжетах. От снега они потекли, какое унижение!