Светлый фон

Ксения от огорчения ни слова не могла промолвить и сбежала прочь, не попрощавшись. Только зашла в зал, как началась лекция по древней философии, но курсистка не слушала профессора, а пыталась оттереть ластиком въевшиеся в кожу следы чёрной краски. И думала: никогда я больше не увижу Константина…

Днём пошёл сильный, тоскливый какой-то снег. Солнечный свет, так радовавший Ксению утром, исчез, как и не было. Когда она выходила из института, то первым делом свернула влево, чтобы посмотреть на следы, но их не осталось, свежий снег лежал ровный, нетронутый.

Новая жизнь

Новая жизнь

Свердловск, ноябрь 1990 г.

Старый дневник Ксаны

Почти целый год прошёл с моей последней записи в этой тетради. Пардон, не с моей – последняя запись в моём ЛИЧНОМ дневнике была сделана Княжной. Осквернённую тетрадь я тут же убрала с глаз долой, хотя можно было просто вырвать лист или заклеить куском плотной бумаги тот абзац с резвящимися, как тараканы в ночной кухне, ошибками. Но я так разозлилась, что просто зашвырнула дневник в ящик своего письменного стола, как делала в детстве.

Читать чужой дневник – это одно. Писать в нём – такое могло прийти в голову только Таракановой! Но я сделала вид, что ничего не произошло, хотя Княжна ухмылялась ещё несколько дней при каждой нашей встрече. Димка мне, кстати, и слова не сказал, а просьба Иры «неприходить больше» оказалась всего лишь фигурой речи.

Без нас с мамой им просто не справиться, тем более в такое время. В магазинах пусто, сигарет долгое время вообще не было, а потом появились по цене втридорога. Ира теперь курит «Полёт. Сигареты овальные» и благоухает, как тамбур в плацкартном вагоне. Беляев и Саша Потеряев работают в коммерческом магазине, где продаются импортные спиртные напитки, шампунь и колготки.

Мама боится войны, голода и того, что деревья будут бесконтрольно рубить на дрова. Димка пропадает на своей новой работе: какой-то знакомый взял его к себе «заместителем», но кого он замещает и чем они вообще занимаются, брат не рассказывает. Он теперь ходит в короткой кожаной куртке и широких брюках, сшитых как будто из драпа.

Танечка перевелась на заочное и вовсю работает в какой-то коммерческой фирме, где платят не деньгами, а вещами, которые потом надо продавать на базаре. Несколько раз она брала меня с собой на базар, но мне не очень понравилось быть продавцом, уж лучше покупателем. Я, кстати, тоже перевелась – на романо-германское отделение. Спасибо Майе Глебовне, что надоумила и помогла! Правда, большая часть моих однокурсниц озабочена не столько учёбой, сколько идеей как можно скорее «свалить из совка», как это теперь называется. Многие действительно уезжают. Наши соседи Котляры летом убыли в Израиль, тётя Таня с улицы Пальмиро Тольятти на днях переедет в Германию. Она предложила маме приобрести её чудесную библиотеку, но мама отказалась – не на что покупать. Варины родители собираются уезжать в Эстонию, потому что теперь это будет Европа, но Варя с ними ехать не хочет. Она ведёт очень активную политическую жизнь, уже два раза ездила в Москву по делам какой-то партии и, на мой взгляд, слишком уж много о себе воображает.