На первый взгляд может показаться, что проведение аналогии между естественным и искусственным отбором – носящее скорее риторический характер, чем логический, и выступающее ядром дарвиновской аргументации уже в «Происхождении видов»[1217] – говорит в пользу поставленного Грегом и Гальтоном протоевгенического диагноза, тем более что использование понятия «вырождение» (degeneration; примечательно, что в «Происхождении человека» оно употребляется лишь однажды) вызывает ассоциации с психиатрическим дискурсом эпохи. Однако в дальнейших параграфах – т. е. без подготовки, непосредственно, но вместе с тем в продолжение основной мысли главы 4 («Нравственное чувство»), – Дарвин называет поддержку, оказываемую слабым, инстинктивной моральной заповедью «цивилизованного человека», «случайным» образом (incidental, в соответствии с той важной ролью, которую Дарвин отводит случайности) сформировавшейся в процессе эволюции из первобытного инстинкта «участия» или «сочувствия» (sympathy):

Помощь, которую мы склонны оказывать слабым, представляется главным образом привходящим результатом инстинкта участия, приобретенного первоначально как составная часть общественных инстинктов и сделавшегося впоследствии описанным выше образом более нежным и широким. Отказывать в сочувствии, даже по голосу рассудка, нельзя без унижения благороднейших свойств нашей природы. Хирург может заглушать в себе сострадание во время операции, сознавая, что действует для пользы больного, но если бы мы намеренно оставляли без внимания слабых и беспомощных, то делали бы это лишь в виду могущего произойти отсюда добра в будущем, купленного ценой большого и верного зла в настоящем. Стало быть, мы должны переносить безропотно несомненно вредные последствия переживания и размножения слабых[1218].

Помощь, которую мы склонны оказывать слабым, представляется главным образом привходящим результатом инстинкта участия, приобретенного первоначально как составная часть общественных инстинктов и сделавшегося впоследствии описанным выше образом более нежным и широким. Отказывать в сочувствии, даже по голосу рассудка, нельзя без унижения благороднейших свойств нашей природы. Хирург может заглушать в себе сострадание во время операции, сознавая, что действует для пользы больного, но если бы мы намеренно оставляли без внимания слабых и беспомощных, то делали бы это лишь в виду могущего произойти отсюда добра в будущем, купленного ценой большого и верного зла в настоящем. Стало быть, мы должны переносить безропотно несомненно вредные последствия переживания и размножения слабых[1218].