В «Дуэли» Чехов словно бы воплощает указанный аргументационный принцип, не только заставляя персонажей размышлять о дарвинистских концептах и поступать в соответствии с ними, но и делая героев (невольными) объектами «насквозь дарвинизированного» мира, в котором разные эволюционные фазы не всегда поддаются четкому разграничению, а жизнь и ее движущие силы предстают неупорядоченным, таинственным целым. В этом отношении красноречива ярко выраженная дарвинистская животная метафорика, неоднократно используемая применительно к Лаевскому и фон Корену. Так, Самойленко замечает, что они смотрят друг на друга «как волки»[1313], тем самым (бессознательно) намекая на образ животного, в «Происхождении видов» воплощающего агональный аспект борьбы за существование[1314]. Когда Лаевский и фон Корен стоят друг против друга на поединке, наблюдающему за ними из укрытия дьякону приходят на ум «кроты»[1315], о чьей жестокости фон Корен несколькими днями ранее рассказывал так:
Интересно, когда два крота встречаются под землей, то они оба, точно сговорившись, начинают рыть площадку; эта площадка нужна им для того, чтобы удобнее было сражаться. Сделав ее, они вступают в жестокий бой и дерутся до тех пор, пока не падает слабейший[1316].
Интересно, когда два крота встречаются под землей, то они оба, точно сговорившись, начинают рыть площадку; эта площадка нужна им для того, чтобы удобнее было сражаться. Сделав ее, они вступают в жестокий бой и дерутся до тех пор, пока не падает слабейший[1316].
В «Происхождении человека» Дарвин приводит схватку кротов в качестве примера действия «закона боя» (
Едва ли можно сомневаться, что больший рост и сила мужчины сравнительно с женщиной, вместе с его более широкими плечами и более развитыми мышцами, резкими очертаниями тела, большей храбростью и воинственностью, обязаны своим происхождением главным образом унаследованию их от самцов его получеловеческих предков. Особенности эти должны были сохраниться или даже развиться в течение долгих веков, когда человек оставался еще в диком состоянии, вследствие того, что самые смелые и сильные мужчины имели постоянно наибольший успех в общей борьбе за жизнь и в их соперничестве из‐за женщин. Успех этот давал им возможность оставить более многочисленное потомство, чем их менее благоприятствуемым собратьям[1318].