Лаевский и особенно Надежда Федоровна подрывают основы строго упорядоченного мира фон Корена, так как согласно дарвиновской модели полового отбора их сексуальное поведение соответствует более раннему этапу развития человечества. Конечно, практикуемые ими «свободное смешение полов» (promiscuous intercourse) и «распущенность» (licentiousness) встречались и у «дикарей»[1304], однако, по мнению Дарвина, никогда не являлись нормой[1305], поскольку оба явления «препятствуют» (prevent) половому отбору или даже «останавливают» (check) его, не позволяя ни одному из полов делать выбор[1306]. Кроме того, половая «извращенность» Лаевского и его любовницы выражается в отсутствии у обоих явного «чувства ревности» (feeling of jealousy), которое, по мысли Дарвина, господствует в животном мире, служа мощной преградой для эволюционно невыгодного «свободного смешения полов»[1307]. И наконец, инстинктивное влечение Надежды Федоровны к нескольким мужчинам выступает некоей разновидностью полиандрии, которая, по Дарвину, почти не встречается у животных[1308] и тоже препятствует половому отбору[1309].

По мнению фон Корена, все это доказывает «неполноценность» Лаевского и Надежды Федоровны, грозящую эволюции человечества вырождением и, следовательно, подлежащую «нейтрализации». Ненависть зоолога к «макакам» не случайно усиливается по мере усугубления такого поведения. Фон Корен вызывает Лаевского на дуэль после того, как тот решает оставить кавказский городок, а вместе с ним и Надежду Федоровну, вместо того чтобы, женившись на ней, исполнить «нравственный закон». Решение фон Корена убить противника, несмотря на первоначально заявленное намерение отказаться от выстрела[1310], созревает в тот момент, когда он узнает от секундантов, что накануне вечером Лаевский застал Надежду Федоровну с Кирилиным:

– Какая гадость! – пробормотал зоолог; он побледнел, поморщился и громко сплюнул: – Тьфу! Нижняя губа у него задрожала; он отошел от Шешковского, не желая дальше слушать, и, как будто нечаянно попробовал чего-то горького, опять громко сплюнул и с ненавистью первый раз за все утро взглянул на Лаевского[1311].

– Какая гадость! – пробормотал зоолог; он побледнел, поморщился и громко сплюнул: – Тьфу!

Нижняя губа у него задрожала; он отошел от Шешковского, не желая дальше слушать, и, как будто нечаянно попробовал чего-то горького, опять громко сплюнул и с ненавистью первый раз за все утро взглянул на Лаевского[1311].

Можно утверждать, что это брезгливое чувство вызвано не только распутством Надежды Федоровны, но и «извращенным» с эволюционной точки зрения отсутствием ревности со стороны Лаевского. В дарвинистской картине мира фон Корена их ненормальность предстает вопиющим явлением, так как «развращенность» обоих противоречит закономерностям не только естественного, но и полового отбора, а также связанному с ними нравственному чувству, и, следовательно, в определенном смысле вообще ставит любовников вне какого бы то ни было эволюционного порядка.