Половой отбор, половые извращения

Можно было бы возразить, что отсылки к дарвиновской аргументации из «Происхождения человека» играют в чеховской «Дуэли» второстепенную роль, поскольку сам Дарвин в своей двойственной, колеблющейся позиции между сочувствием и протоевгеникой намекает на широко распространенный в ту эпоху спор, во многом повторяя, как уже пояснялось, чужие доводы и положения. Так, обеспокоенность фон Корена отрицательным влиянием цивилизации на отбор и биологическим вырождением человечества можно – вплоть до буквальных совпадений – найти у Грега[1278], которого Дарвин подчас цитирует дословно (см. выше). Можно установить источники и других евгенических фантазий чеховского персонажа, касающихся уничтожения слабых и преимущественно восходящих к немецкому «социал-дарвинистскому» дискурсу, к таким авторам, как Вильгельм Шальмайер, Людвиг Гумплович и Альберт Шеффле, – известных в России, однако не нашедших себе пылких приверженцев[1279]. «Немецкую» фамилию фон Корена, позиционирующего себя как «‹…› зоолог[а], или социолог[а], что одно и то же ‹…›»[1280], а также предположение Самойленко, дважды высказанное после евгенических тирад собеседника, что последнего «‹…› немцы испортили»[1281], можно истолковать как намек скорее на этот «чуждый» России социал-дарвинистский дискурс, чем на аргументацию самого Дарвина.

Однако помимо того обстоятельства, что четкое разделение взглядов Дарвина, дарвинизма и социал-дарвинизма возможно лишь до определенной степени ввиду тесной связи теории эволюции с дискурсивными практиками, которые допускают широкий спектр интерпретаций (гл. VII.1), указанный гипотетический упрек можно опровергнуть прежде всего наличием в чеховской «Дуэли» других интертекстуальных сигналов, свидетельствующих о прямых отсылках к «Происхождению человека» и, следовательно, подкрепляющих и дополняющих высказанный нами тезис. В заостренном виде можно утверждать, что весь художественный мир повести – а не только воззрения фон Корена и Самойленко – основан на линиях аргументации, почерпнутых из «Происхождения человека». При этом решающую роль играют рассуждения Дарвина о половом отборе (sexual selection), которые содержатся во втором томе его труда[1282] и переплетаются у Чехова с отсылками к толстовской воинствующей риторике целомудрия из «Крейцеровой сонаты», образуя своеобразный палимпсест. Если в дискуссии о цивилизации, о борьбе за существование и о вырождении, в которой голос Дарвина был важным, но не единственным, роль рассуждений о взаимосвязи естественного и полового отбора не была решающей, то в созданной ученым теории эволюции они стала важнейшей. Еще одним весомым доводом в пользу наличия прямой интертекстуальной связи между «Происхождением человека» и «Дуэлью» служит тот факт, что в диссертации, которую, как упоминалось выше, намеревался написать Чехов, ключевая роль отводилась дарвиновским положениям о половом отборе, почти не получившим внимания в России поздней царской эпохи[1283].